— В нашей стране что ни день разрушают профсоюзы, мистер Сторроу. Нам указывают, с кем мы имеем право поддерживать связи, а с кем — нет. Когда мы им нужны, они говорят о семье. А когда они нужны нам, они говорят об экономической ситуации. Смотрите, вот моя жена, сэр. Вот мой друг. А вот я сам. Мы — отверженные, сэр, и поодиночке, наверное, захлебнулись бы. Но вместе мы — сила. Дождемся ли мы, чтобы денежные мешки наконец сумели это понять?

— Они этого никогда не поймут, — возразил Сторроу. — Ваша борьба стара как мир, и она никогда не завершится. Никто не выкинет белый флаг, не признает своего поражения. Вы всерьез полагаете, что Ленин чем-то отличается от Дж. П. Моргана? Что вы, окажись в ваших руках абсолютная власть, вели бы себя иначе? Вам известно, каково главное различие между богами и смертными?

— Нет, сэр.

— Боги не помышляют о том, чтобы сравняться со смертными.

Дэнни повернулся, встретился с ним глазами и ничего не ответил.

— Если вы не откажетесь от членства в АФТ, все ваши надежды развеются в прах.

Дэнни снова взглянул на Нору и Лютера.

— Вы обещаете, что если мне удастся убедить своих людей выйти из АФТ, городские власти дадут нам все, что причитается?

— Обещаю и я, и мэр, и губернатор.

— Мне сейчас важно именно ваше обещание. Я уговорю своих.

Сторроу пожал ему руку и долго не отпускал.

— Улыбнитесь, Коглин. Мы с вами спасаем этот город.

— Было бы неплохо.

Дэнни уговорил их. На другой день, в девять утра, в Фэй-холле. После голосования, окончившегося шатким счетом четыреста против трехсот семидесяти семи, Сид Полк спросил:

— А если они нас опять обманут?

— Не обманут.

— Откуда ты знаешь?

— Я ничего не знаю, — сказал Дэнни. — Но это было бы нелогично.

— А если логикой там и не пахнет? — крикнул кто-то.