В этих объятиях Мэри чувствовала себя в совершенной безопасности.

– Этого не знает даже Томас.

Уткнувшись носом в ее прохладную косынку, Мэри кивнула.

– Коб Сондерс – твой отец – ухаживал за мной до того, как обратил внимание на твою мать.

Мэри уставилась на нее.

Миссис Джонс смущенно улыбнулась и прикрыла рот ладонью.

– Он мечтал жениться на мне и увезти в большой город, но я испугалась. Коб, конечно, был чудесным парнем, никто не мог перед ним устоять, но он был… не совсем надежным. А я, стоило мне только подумать обо всем этом шуме, и грязи, и тысячах, тысячах незнакомых лиц… – Ее голос оборвался.

Мэри пожала плечами и утерла нос.

– Лондон ничуть не хуже, чем другие города.

– Что ж, я только рада, что отправиться туда пришлось не мне. Потому что, пока я раздумывала да прикидывала, Коб положил глаз на Сью!

Есть ли в этом мире настоящая дружба, подумала Мэри. Такая, в сердце которой не кроется предательство?

– Не могу сказать, что мне было все равно, особенно поначалу, – продолжила миссис Джонс. – И я даже здорово поссорилась со Сью. Но, сказать по правде, у меня ведь была возможность выйти замуж за Коба, еще до того, как появилась Сью. Да и, кроме того, какой смысл без конца гадать: «а что, если бы…» А потом, два года спустя, из Бристоля вернулся Томас, настоящим мастером, и через месяц мы уже были женаты. Сплетники называли меня «чужими объедками», но Томас никогда этому не верил.

– Но вы все еще…

– О, твоего отца я забыла быстро. Мы с Томасом открыли мастерскую и магазин, и мне стало совсем некогда сидеть и пережевывать старое. Может быть, когда-то я и пожалела о своем решении, но разве что на мгновение.

Мэри подумала, что эта история могла закончиться совсем по-другому, и у нее снова защипало в глазах.

– Что такое, дитя мое? Что еще?

– Но это значит… – Ее горло как будто распухло, с таким трудом выходили из него слова. – Это значит, вы могли бы быть моей матерью. – Слезы хлынули с новой силой.

Миссис Джонс опять привлекла Мэри к себе и прижала ее голову к своей мягкой груди.

– Тихо, – пробормотала она. – Не плачь, cariad. Никогда не плачь.

Мэри от души разрыдалась. Какая роскошь – позволить себе поплакать. Какое блаженство.