– Гетта? – повторил он. Он должен был удостовериться, что дочь поняла его правильно. И пусть даже она испугается – сейчас ему было важно сказать правду вслух и донести ее до ребенка.
– Наша служанка Мэри? – спросила Гетта, и ее глаза наполнились слезами.
– Правильно. Мэри Сондерс убила твою мать.
Лицо девочки исказилось так, словно он ее ударил.
– Отвечай немедленно: черная приложила к этому руку?
– Нет, – вырвалось у Мэри прежде, чем она поняла, о чем спрашивает констебль.
– Черная заявила, что она нашла тело. На рукаве у нее было кровавое пятно.
Мэри увидела крошечный проблеск надежды. Эта ложь может спасти ее. Сейчас ее жизнь зависела от одного коротенького слога. Искушение было велико, оно манило ее, как бездонная пропасть. Как легко было бы дать тот ответ, который они ожидают, убедить их, что за всем стоит Эби…
Мэри вдруг почувствовала неодолимое отвращение к самой себе. Разве недостаточно ей одного убийства?
– Нет, – повторила она, более твердо, чем первый раз.
Констебль схватил ее за плечи и потряс, как тряпичную куклу.
– Ты ничего не выиграешь, прикрывая эту язычницу.
– Нет. Я никого не прикрываю.
– Была ли это хотя бы ее идея?
– Эби ничего не делала и ничего не говорила, – отрывисто сказала Мэри. – Я клянусь. Она ничего не знала. Виновата только я одна.
– Девочка шестнадцати лет?
– Я вся в ее крови! – пронзительно выкрикнула Мэри и тряхнула шлейфом прямо перед носом констебля. Кровавые разводы превратились в коричневые; грязные пятна и потеки покрывали белый бархат в серебряных змейках и яблочках. – Какие вам еще нужны доказательства, вы, дурни!
После этого, как она надеялась, все произойдет очень быстро. Однако, просидев целую ночь в подвале здания суда, в одной рубашке и одеяле, Мэри осознала свою ошибку. Утром ей сообщили, что ее будут судить на ежегодной сессии, но когда именно это произойдет, никто не сказал. Нет никакой спешки, с опозданием поняла Мэри. Она – не важная птица.
Ей еще не приходилось бывать в монмутской тюрьме – не было случая. Оказалось, что тюрьма находится на Херефорд-Роуд. Констебль связал Мэри локти за спиной и посадил в телегу. От резкого ветра из ее левого глаза все время текли слезы, а лицо чесалось. Телега ползла мимо крепких новых домов и коттеджей. Вскоре Монмут закончился, и потянулись пустые поля. Мэри казалось, что они направляются прямо в пустоту, в страну, лежащую за пределами времени.