Харлан тогда только-только получил должность шерифа. Это должно было стать промежуточной ступенькой в его карьерном взлете. Его предшественник, Мак Колуэлл, получил две пули в бедро, догнав у самой границы парочку злостных «растлеров», и Харлан временно его подменил, пока врачи в Таксоне пытались решить, можно ли спасти изувеченную ляжку Колуэлла. Амарго тем временем суммировал те причины, по которым на эту должность был ранее избран Мак Колуэлл, и пришел к выводу, что Харлан не совсем удовлетворяет требованиям города: во-первых, он недостаточно много времени в году проводил в Амарго, чтобы иметь должное представление о его внутренней жизни и потребностях; во-вторых, во время последних выборов Харлан проявил излишнюю уклончивость в вопросе об огораживании ранчо; и, в-третьих, он, хоть и считался теперь женатым человеком, вел себя чересчур беспечно, позволив жене уехать куда-то в другой штат на несколько месяцев. Но куда хуже было то – а для Норы это и вовсе попахивало откровенной злобой, – что Эммет напечатал статью, в которой доказывал, что Территория, стремящаяся стать полноправным штатом, должна в целом сопротивляться приходу к власти всевозможных чиновников, а также лиц, связанных с охраной порядка и не имеющих на сей счет четкого, заверенного досье. Харлан Белл, – и газета «Страж» на этом настаивала, – пребывает в дружеских отношениях со многими заинтересованными лицами из Техаса и, что весьма прискорбно, совершенно не готов решить вопрос с местной тюрьмой, «переполненной головорезами». А что, собственно, Харлан мог поделать с четырьмя арестантами, вынужденными делить одну камеру в крошечной тюрьме, расположенной на дальней окраине города? (Там помещалась парочка старателей, пытавшихся пристрелить друг друга, и двое психов, которые отказались платить, проиграв пари в «Битер Рут», и явились плакаться к Уолту Стилмену.)

Сидевшие в тюрьме «головорезы» разделяли эту точку зрения. Они приветствовали Харлана в первый день его появления в их камере, вдохновенно исполнив хором «Гэрри Оуэна»^[57], и довольно скоро оправдали столь неожиданный взрыв веселья – прямо в тот же вечер, едва Харлан успел уехать домой, предприняли попытку побега. Вот тут-то история и совершила крутой поворот: оказывается, новый шериф, никому из них не известный, увешал внешние саманные стены тюрьмы колокольчиками, и стоило беглецам начать подкоп, как все вокруг наполнилось звоном, точно в пасхальное воскресенье. В два часа ночи люди повыбегали на улицу, закутавшись в шали, и окружили здание тюрьмы, а Харлан с револьвером хладнокровно поджидал беглецов у предполагаемого выхода. Сама Нора этого ночного представления с колокольчиками не видела, но, по рассказам свидетелей, это был самый замечательный арест, какой здесь когда-либо случался.