— Вэлос у Светлого? Вы это хотите сказать?

— Я ничего не хочу. Ни-че-го, — невесть откуда в руках драматурга оказался вдруг писательский справочник; Митя перехватил путеводный обрывок, Левушка сказал: — Давайте выпьем.

Они подошли к Георгию-Победоносцу, поднялись рюмочки. В нервном расстройстве вспыхнули багряные отблески пламени по золотому полю, взвился на дыбы царственный конь, поверженный змий покосился сатанинским оком, Митя забыл обо всем.

— А кто являлся к вам?

— О себе подумайте, молодой человек. А мы вылечились. Нет больше юноши с огненными крыльями.

Нет крестов и хоругвей, конницы, чаши и плащаницы. «С нами Бог»?

— Нет, — подтвердил Митя, и заиграла в жилах западноевропейская жидкость.

В семействе Светлых своим чередом шло чаепитие (ром «Святой Михаил» хорошо идет с чаем и вообще хорошо идет), зачитывался последний сонет, плелся новый венок «Во имя Человека!», смиренные домочадцы, звонок, легкий авторский сбой, любознательный Петруша.

— Светлые тут живут?

— У нас только папа Светлый. А мы все Потемкины. А вы кто?

Двух дядей пронесло мимо Петруши в «общую» комнату.

— Где жених?

— Был да весь вышел, — рука хозяина в гордом жесте на слове «грядущее».

— Куда?

— Не знаю.

— А если вспомнить?

— Люди добрые! — Бабушка склонилась в поясном поклоне. — Сема больной человек. Побойтесь Бога!

Запела было труба, но ее заглушил свист бичей.

— Как русский интеллигент, более того — как русский поэт требую официальной повестки!

— О Господи! — простонал Митя, Никита испугался.