Встав, он взял оружие, снял с предохранителя, дослал патрон в патронник, передернув затворную рамку, и приставил конец ствола к виску: «Нет не сюда…, а то голова разлетится, буду выглядеть в гробу…» — вставив ствол в рот, он не смог перечить и следующей: «Да нет, так тоже буду плохо выглядеть, да еще глаза из глазниц могут выскочить!» — приставив к сердцу, усилием всей руки начала вдавливать в грудную клетку, а не жать на спусковой крючок: «Да что это! Да так не бывает! Почему он стреляет… Нет, Нет, он так не выстрелит…, а если попадет в сердце, я ведь не умру сразу…, я не хочу таких мучений, я хочу сразу… Как же я не справедлив…, не справедлив к миру, к тому, кто меня родил, и как ужасно я не справедлив к ней… Сколько же Виктория…, сколько ж она превозмогла! А я вот не могу этого! Да…, да! Именно так, именно не могу, потому что должен по-другому! Надо найти мужество по-другому поступить, не труся, не убегая! Я должен завтра выступить! И я выступлю!».
Кашницкий аккуратно снял пистолет с боевого взвода, разрядил и, положив все на свои места в сейф, вынул от туда аудио запись допроса Скуратовой, включил с самого начала, записывая, на его взгляд самые нужные моменты…
***
Сталин очень быстро понял, и даже испугался поначалу, уяснив, что его фамилия производит странное воздействие на граждан этой страны. Видимо они многого из бывшего истории наших стран перестали бояться, относясь к русским, уже с какой-то брезгливостью, в очередной раз забыв, сколько раз получали под зад коленом, приходя на Русь совершенно с другими планами. Конечно, деньги значат многое, а профессионализм нисколько не зависела от национальности или принадлежности к одной или другой стране. Генетически обретенное опасение должно бы уже надежно и прочно засесть у этих неспокойных, с жадностью смотрящих на наши территории, «немцев», что в отношении германцев произносится только устами русаков, некогда-то предполагавших, что эти пришельцы с запада, были совершенно немы. Почему-то за очень короткий промежуток времени эти опасения замещались на чувства превосходства. Так тоже было всегда, что раз за разом приводилось в соответствие грозным русским оружием, но насколько мы терпеливы и милосердны, настолько они усердны в укреплении своего самомнения, делая его таким, каким его хотелось бы видеть им самим. Флаг им в руки!..
Плюнув на это, Иван Семенович, думал о произошедшем с Викой, глаза переполненные скорбью, беспомощностью, заботой о другом человеке, и осознанием не своевременных его болезни и ее ареста, становились тяжким грузом, мешающим воспринимать окружающее адекватно.