Больше всех, по понятным причинам, он винил себя, но привычка мыслить рационально и жестко, ставили его перед следующим выбором: либо, бросая сейчас лечение, возвращаться в Москву, давать показания, оправдывающие Викторию, что будет иметь в виде последствий, его арест, и дальше, скорее всего смерть без оказания ему соответствующего медицинского обслуживания, либо окончить лечение, дождаться предъявления обвинения, если таковое будет, и приступать к исполнение первого — третьего он не видел!

Последние разговоры с Ермаковой и Плевако давали некоторую надежду, но несмотря на нее, он решил дождаться свидания с духовным отцом, спросить совета у него и получив благословение, лететь в Россию.

А пока… Как-то один из врачей вспомнил кто такой Сталин для русских и для них, озаботившись этим вопросом не на шутку, вопросом — каким образом ему реагировать на это? Доктор начал опрашивать каждого, тем самым, всех опрашиваемых ставя перед вопросом: «Чего ожидать в случае, какого-нибудь допущенного промаха с их стороны, в отношении человека с такой фамилией?». Эти люди опасались не столько сегодняшних русский, сколько вспоминающихся Суворова, Кутузова, Сталина, Жукова, Рокоссовского, хотя с нашей точки зрения деятелей этих далеко не всех можно ставить на один пьедестал, перекладывая память о них на сегодняшних их потомков. Поэтому всплывшая фамилия, надежно возбуждала стабильную задумчивость и нерешительность. Зато придя домой, они с гордостью рассказывали, с кем мужественно имели дело.

По всей видимости, для граждан этой страны наследие отцов и дедов имело ванное значение, притом, что потомок великого человека нес в себе эту величавость не только своей генетикой, но и возможными поступками, проявляющимися в потомках. Конечно, со временем потребовались доказательства значимости «Полторабатька», ведь одна фамилия, хоть и грозная, но все же не причина для испуга — хотя бы визиты чиновников, политиков, важных персон. Вопросы назревали, и наконец, нашли выход в естественном — их начали задавать, а поскольку Ваня не очень владел иностранными языками, в принципе не имея понятия не об одном, он напрягался, что отражалось на его внешности и эмоциональности, поскольку он не любил к себе особенного внимания, тем более, не объяснимого. Начиная с выражения лица и наливающегося гнева во взгляде, он стирал любого любопытствующего в порошок, причем, чем дальше, тем в более мелкий.

Тогда перепуганные медики, пошли более простым путем, называли его фамилию, показывая свое уважительное отношение к ней, наконец, он понял, или сделал вид, что догадался, будто понял, начав соглашаться. Поскольку немцы задавали вопросы, которые могли иметь только один ответ «да», то получая, положительные ответы, на свою голову имели еще большие причины для опасений, заявить о которых в полиции не решались, поскольку на внука великого политического деятеля, которого они признали в Сталине, жаловаться из-за одного родства было глупо.