— Делают-то они что?

— Что-то таскают. Точнее не скажу, очертаний не разобрать, так уж поставили лампы. Зайдём — и сразу засияем золотым тельцом.

— Но целиться-то можно будет?

— Да, конечно. Просто тихо войти не выйдет.

— «Войти не выйдет», Авксентий? — поднял бровь Никанор, отвлёкшийся от проверки клапанов уже на втором на пневмоштуцере. — Мандражируешь, твоё благородие.

— Иногда осмотрительность дозволяет попрать грамматику. Лучше ты мне скажи: что ж мы свои экзоскелеты не взяли? Я вот присмотрелся и вижу, что не то четверо, не то шестеро — в них.

— Да ну? И как бы мы это всё по улице тащили? Или ты понадеялся бы, что всем вокруг не до пары чуднó выглядящих русских, ещё и вспрыгивающих на стены и крыши?

— Вы закончили, господа мичманы? Что с маршрутами передвижений?

— Гостей они не ждут, маршруты практически сводятся к топтанию вокруг отведённого пятачка. И то они больше не охраняют, а, хм, меняются ролями: то стоят, то таскают, то руки крутят… Для манёвров там до дюжины саженей в длину, как в том дворе, и восемь в ширину. Эм, то есть площадь двадцать четыре на семнадцать метров. Скамей нет, но стоят ящики, а также что-то крупнее, вот это и заканчивает перетаскивать та пара пропадающих из поля зрения — слишком долго и надолго, как по мне. По одному эхомату у каждой боковой стены метрах в семи с половиной от нас. Ещё двое — у алтаря в апсиде, не венчаются. Дальний левый сектор не просматривается, он чем-то отгорожен. За эту-то перегородку и уходит пара «грузчиков». Остались трое, выглядящие обычными, они стоят у края перегородки, разговаривают, один жестикулирует и не то командует, не то убеждает. Возможно, проблема: один из тех, у правой стены, повернулся в нашу сторону. Сделал шаг к нам, — не глядя протянул Авксентий руку Никанору за пневмоштуцером.

— Сначала эхоматы, — целился Михаил уже из своего в ту точку двери, что давала наибольший рычаг. — Мартин, станьте за мной. Когда выстрелю, то пригнусь, а вы подожгите тех у алтаря. Селестина, в арьергард.

Бараньей шерстью всклубился дымок, заставив одну из створок распахнуться так, что она сбила с ног подходившего к ним эхомата. Мартин без колебаний пустил в полёт болт — «Хм, фосфорофор?» — и, прежде чем отойти в укрытие, заметил, что новому пожару на этом месте не бывать: на ящики смесь не попала, но расплескалась и взыскрилась на камне; услышанное им утробное рычание подтвердило поражение цели. Никанор первым выстрелом из нижнего ствола поломал эхомату у левой стены пантомиму, а вторым из верхнего отправил в нокаут. Авксентий приложил пытавшегося подняться эхомата у двери и, не обнаружив «грузчиков», пальнул дротиком в одного из той троицы, взял на прицел оставшихся. Они подняли руки. Но Селестина, пока не прошедшая через дверной проём, знала, что это может быть стартовой позицией для пары ударов, а потому крикнула, чтобы на парочку были наставлены все стволы и направляющие. Мартин же напомнил — и союзникам, и противникам, — что отступать некуда: там до сих пор догорал фосфор и висели ядовитые пары. Не столько от одной из фигур, сколько в наполненном курениями воздухе, а то и в голове у самого Мартина прозвучало: «Думаешь, мне это впервой? Думаешь, меня это удержит? Думаешь, меня страшит смерть? Слишком много ложных дум!» — и фигура с неожиданной, паучьей резкостью сложилась вдвое, избежала серии попаданий, доставшихся компаньону, и скрылась едва ли не на четырёх конечностях за перегородкой.