— Тюильри? Пожалуйста.

— О-ох, что ж так резко, Селестина? — Всего на мгновение его вырвало из реальности туннеля, но носу вновь пришлось адаптироваться к рейхенбахским водопадом обрушившегося на него запаху креозота.

— Но вы же сами, кажется, торопитесь?

— Да. В частности потому, что удивлён скоростью Бэзи. Ему как заводной механизм перекрутили. Вот так: опасны бывают не только раненые звери, но и сломанные игрушки.

— Сломанная игрушка? — зловеще, избегая света ис-диспозитифа Селестины, подкрался Бэзи и с разбегу повалил Мартина на пол. — Не больше, чем ты! О, да, я чую! Да, ты тоже поломанная игрушка! — и кулаком ударил под диафрагму, освежив воспоминания об операции, а затем ещё раз. Зря: не прикрыл челюсть, которую Мартин пригрел металлом арбалета. С Бэзи слетела маска, но лица — или его отвратных остатков — было не увидеть. Бэзи с ожидаемым безумным хохотом отступил во тьму туннеля. Интуитивно Мартин решил взять маску с собой. «А почему Селестина бездействовала?»

— Селестина? Селестина! Ох! — нашёл он её у станционного киоска. Пришлось вновь взять её за руку, чтобы осмотреть. Ударилась головой, но без кровоподтёков. Ткань платья на животе была пропорота наискось, а из-под неё что-то краснело. «Нет. Нет-нет-нет. Не кровь». Он подрастянул края разодранной белой ткани и увидел под ними медью блестевшие цветы. Целые.

— Бу! Нет? Эх, надо было «Бэзи!» — вполне себе страшилка наших дней.

— Очень вовремя, — сердце колотилось с такой скоростью, с таким ритмом, будто переживало несколько жизней одновременно, в каждой из которых было подвергнуто непохожим эмоциям и аффектам.

— Это вам за то, что завели нас в засаду. Ох, помогите встать. Там был эхомат, я не заметила. За это мне — испорченный наряд. Припечатал он меня будь здоров, но Ангерона и слуги её Фабрис и Агнесса хранят меня. А теперь прошу довериться мне. Придётся идти без подсветки: я уже чувствую, как впереди выстраивают оборону. Впервые попробую локацию по умбрэнергии. Возьмите меня за плечо и не отпускайте. Да, вот так.

Почти через двести пятьдесят метров на пути попалась ещё одна модифицированная ловушка. Селестина чертыхнулась, припомнив Вандомскую площадь и штаб-квартиру Ордена Почётного легиона, но не стала разъяснять, что ей не нравится, хотя, как для Мартина, они даже не были на одной линии. Ещё метров через тридцать замерла и медленно присела, рукой дотронулась по асфальтового покрытия. Очень тихо попросила Мартина пустить болт так далеко, как позволял арбалет. Мартин мог бы уточнить, что «так далеко, как позволяла высота туннеля, ограничивавшая использование навесных траекторий», но не стал, а просто выполнил указание, надеясь, что колба в полёте не царапнет свод раньше времени. Он в кого-то попал; жаль, что на Олимпийских играх нет стрельбы из арбалета — совершенно пропагандистское перетягивание каната, видите ли, есть, равно как и стрельба из луков и огнестрельного оружия, в том числе по голубям, а арбалет не у дел! — золотую медаль забрал бы он. Можно было различить три силуэта. Пока Селестина вновь не коснулась покрытия и не послала им навстречу волну, только усиливавшуюся по мере приближения и в конце разразившуюся отнюдь не влажным бризом — градом, камнепадом, залпом мортиры. Остался только расфасованный в металлические сеточки фарш.