Полковник Росс переменил позу и сказал:
— Но все-таки сколько их в октябре позволили себе лишнее?
— Не очень много, — сказал полковник Ходен. — Потому что мы были бдительны. Были готовы действовать. Я был тогда в Шенуте и знаю, в чем заключалась проблема, судья.
— Однако судья, возможно, прав, — сказал генерал Бил с усилием, словно это далось ему нелегко. — Способ спустить пары. Если кто-то задумал сбежать или вообще какое-нибудь предательство, разве он будет раскрывать свои намерения заранее? Не знаю, но, по-моему, ничего подобного они в уборных не пишут.
Генерал Николс сказал с глубокой серьезностью:
— Последняя из надписей, какие я видел в уборных: «Пожалуйста, не бросайте окурки в писсуары, курить намокшие трудно». Как, по-вашему, что это означает?
Генерал Бакстер засмеялся, как и — против желания — генерал Бил. Полковник Росс, застигнутый врасплох, невольно присоединился к ним. Невольно, но не против своего желания: этот безапелляционный грубый юмор почему-то принес ему облегчение, вернул способность практически оценивать соотношение величин, которую он начал утрачивать, тревожась за душевное состояние Нюда. Полковник Ходен улыбнулся кривовато, но истово, не собираясь уступать своей позиции, однако польщенный тем, что допущен приобщиться к фамильярным генеральским шуточкам. На круглом важном прокурорском личике майора Тайтема тотчас появилась такая же торопливая пустая ухмылка.
И еще одно, подумал полковник Росс, стараясь сохранить вернувшееся к нему внутреннее равновесие: не следует забывать, что вот сейчас, пока они ломают головы над бурей в стакане воды здесь, на базе во Флориде, пока обвинительные заключения, которые передал ему майор Тайтем (кстати, почему бланки номер 115 военного министерства печатаются на такой скверной бумаге, хотя известно, через сколько рук им предстоит пройти?), лежат перед ним, определяя сознательное неподчинение шестерых человек приказу помощника начальника военной полиции как нарушение сорок шестой статьи военного кодекса, вот сейчас, в этот самый момент, если хоть как-то позволила погода, бомбардировщики Восьмой воздушной армии делают разворот — часть с заглохшими двигателями с мертвыми и ранеными на борту, — чтобы попытаться дотянуть до своих английских баз. И, может быть, в этот самый момент истребители Пятой воздушной армии сбрасывают подвесные баки, а на перехват над еще недавно никому не нужным индонезийским портом поднимаются японские «зеро».
— Как по-вашему, судья? — сказал генерал Бил.
На него смотрел и генерал Николс. Вежливый интерес генерала Николса, вероятно, включал желание разобраться, какую роль этот пожилой полковник (без кольца Военной академии, без крылышек, как он, конечно, уже заметил) играет в АБДИПе.