— Так это видится женщине, — рассудительно сказал Натаниел Хикс. — В чисто практических целях пора назвать все своими именами. Я бы сказал так. Обычный мужчина в состоянии, как вы выразились, непреодолимого желания ни на мгновение не перестает испытывать к женщине чувства привязанности и уважения. Хотя, естественно, в такие минуты он может быть слишком увлечен своей непосредственной целью; но, если понимать правильно, это следует рассматривать как вполне приемлемый комплимент, разве нет?

— О да! — воскликнула лейтенант Турк. — Если понимать правильно! Я знала: это не должно казаться примитивным и грубым. Человеческие возможности и средства для выражения своих чувств более чем ограниченны. Я была готова, только немного нервничала. — Она подняла руку и провела ногтем большого пальца по зубам. — Нельзя же к этому всерьез относиться, как к доказательству твоей физической привлекательности, ведь так? Я понимаю, реакция всегда стереотипна и в той или иной степени заученна. Что касается комплимента, то человек имеет право либо принять его, либо оставить без внимания, правильно?

Смущенный Натаниел Хикс сказал:

— Нельзя так воспринимать. Эдак можно, знаете…

— И ничто, ничто не в силах помочь! — перебила она его. — Становится только хуже. Унижение непередаваемое, поверьте мне. Можно только уползти куда-то и там подохнуть от всех этих решительных намерений, мужественных попыток, собачьей настойчивости и даже временных, различной степени удач… — Она почти беззвучно заплакала.

— Аманда!

— Да! Я любезно опущу клинические подробности из истории болезни. Я, конечно, самый несчастный человек в мире; но он-то, он-то, бедняжка… Все мои воздушные мечты! Мои невыказанные чувства и нежный лепет, лепет, лепет!.. — Сдавленным голосом она произнесла: — «Соломенные клятвы и вера всех людей суть лишь обман, а есть одна лишь сила» — самая не к месту цитируемая строчка из всех когда-либо слышанных!

Она вдруг быстро встала.

— А сейчас я безоговорочно иду домой.

Прерывающимся от волнения голосом Натаниел Хикс воскликнул:

— Безоговорочно — нет! Сядьте. Я налью вам еще. Я вел себя как последний дурак. Я не имел права…

— Вы тут совершенно ни при чем, — сказала лейтенант Турк. Стоя, она продолжала плакать. — Думаете, это вы меня разговорили? Думаете, я этого не хотела, может быть, больше всего на свете? Я ничего не могла поделать. И сейчас не могу. Все, что я могу, — это уехать домой.

Натаниел Хикс тоже встал. Он увидел, как она дрожит, и опустил руку на ее плечо. Он хотел только успокоить ее, но прикосновение подействовало, как удар тока. Дрожание женских плеч под его рукой вызвало ответную дрожь, вспышку острого, резкого чувства, проявившего себя сразу и безошибочно.