— А разве не так? — вставила лейтенант Турк.

— Так. И сейчас легко. Но решение досталось мне с трудом, во всяком случае, медали моя совесть не заслуживает. Теперь я понимаю, что полковник Росс видел меня насквозь. Ушлый старик. Пока я самым недостойным образом расписывал все прелести проекта, он просто сидел и смотрел на меня, вовсе не собираясь поднимать эту тему еще раз с генералом Билом. Конечно, я рад, что ничего не получилось. Мне очень не хочется так выглядеть, особенно в глазах человека, подобного полковнику Россу.

— У меня просто талант ставить людей в неловкое положение, — сказала лейтенант Турк. — Я говорю: «О, вы не подозреваете, какое я ничтожество!» И — и привожу примеры. Моему несчастному собеседнику ничего не остается, как в традициях восточного этикета сказать, что если уж речь зашла о ничтожествах, то мне далеко до него, и тоже поспешно привести пример. Так может продолжаться бесконечно, куплет — припев: вы вовсе не так уж и плохи — ах, это я так плоха… Ну все, достаточно. Я прекращаю пить ваше прекрасное вино, я наведу здесь порядок, и с глубокой признательностью за ваше радушие и понесенные расходы я сделаю, как мы говорили в детстве, так, чтобы меня искали.

— Нет-нет! — воскликнул Натаниел Хикс. — Это не наша посуда, здесь все принадлежит отелю, мы никогда ничего не моем, просто складываем тарелки в раковину, на радость тараканам. И вам еще рано домой. Лучше идемте на балкон, там вы устроетесь поудобнее, а я принесу еще выпить.

— Тогда вам, вероятно, придется выслушать историю моей жизни. Поверьте, вы этого не хотите, — вздохнула она. — Я уже приводила из нее несколько отрывков, в самолете, в четверг, помните? По мере развития история становится все более жалобной и все менее интересной. Должно быть, вы решили, что дальше некуда, но это так. Было бы неблагодарно с моей стороны так ответить на вашу доброту. Поэтому я сейчас поеду домой, если, конечно, это можно назвать домом.

— Нет, не надо, — опять повторил Натаниел Хикс. Он видел на ее лице признаки напряжения и тревоги; в слабой улыбке таилась боль, в глазах — смятение, словно она оказалась в бедственном положении выбора, да и сам выбор был выбором очередной беды. — Послушайте, — сказал Натаниел Хикс, — мне кажется, это прекрасная возможность облегчить душу. — По-моему, у вас масса совершенно ненужных предубеждений. Давайте просто сядем и разберемся в вашей истории. — Он посмотрел на нее очень серьезно. — Расскажите о вашем замужестве, Аманда. Не надо все держать при себе.

Она по-прежнему смотрела на него, и взгляд ее не дрогнул, но в глубине глаз промелькнула черная тень, а щеки порозовели.