— Нет, я все-таки обманула Мала, — горько вздохнула лейтенант Турк. Она молча и грустно о чем-то вспоминала в темноте. — Понимаете, он считал, что хорошо меня знает. Он учился на третьем курсе и очень много работал в библиотеке. Друзей у него не было; его вообще не любили. Многие взяли привычку звать его Ужасный Турок. Узнаете грубый и несмешной институтский юмор? Здесь было два смысла — буквальный, то есть его просто считали ужасным, и второй — намек на известные истории о противоестественной половой жизни оттоманских турок. Вам, наверное, очень скучно?
— Ну перестаньте же так говорить, — мягко укорил ее Натаниел Хикс.
— Хорошо, не буду. В любом случае уже поздно, правда? Я знала, как непопулярен Мал. У меня со многими парнями были дружеские отношения, они любили задержаться у моего стола и поболтать. Девушки-студентки, а им всегда нелегко, тоже доброжелательно меня приняли, а некоторые даже по очереди со мной занимались. Только так я и смогла достичь своих скромных результатов. Мне казалось, я знаю, почему они не любили Мала. Я думала, это потому, что он был слишком хорошо воспитан, любил книги и музыку. В институте мало кто мог похвастаться хорошими манерами.
Она откинулась в кресле.
— Вы когда-нибудь обращали на это внимание? Конечно, два-три исключения припомнить можно, не сомневаюсь, но по большому счету очень трудно найти доктора с хорошими манерами. Или со вкусом. Может быть, они так заняты своей медициной, что об остальном просто забывают. И ни на что другое у них не остается ни времени, ни энергии.
— Никогда не думал об этом, — признался Натаниел Хикс. — Но вы снова отклонились от темы.
— Да, — согласилась лейтенант Турк. — Так вот, Мал мне по-настоящему нравился, и, думаю, я тоже ему очень нравилась. Нам бы на этом остановиться, но куда там!.. Мне ведь тогда приходилось несладко, — она вздохнула. — Весьма забавно, как иногда, инстинктивно о чем-то догадываясь и даже получая тому косвенные подтверждения, человек упорно не желает ничего знать. Когда ребята проведали, что их мисс Смит собирается выходить замуж (И за кого бы вы думали? Господи Боже! За Ужасного Турка!), они, по всей видимости, выбрали из своих рядов представителя, чтобы он объяснил мне, почему этого делать нельзя. И он объяснил мне с той степенью откровенности, которую посчитал допустимой. «Конечно, меня это не касается, но…» — и все такое. Он был честным парнем, и ему приходилось нелегко, потому что говорить-то ему было особенно нечего, не хватало фактов. Конечно, я поняла, что он имел в виду. Я обо всем этом не раз читала. Проблема современной этики. Я могла вести на эту тему ученые беседы с примерами и клиническими подробностями из историй болезни. Как бы то ни было, с этим парнем мы пообедали, и он по-братски меня предостерег; я вообще располагаю людей к задушевным разговорам. Он даже успел мне понравиться, но он был неотесан; и это объяснило все, что я желала себе объяснить.