Капитон вышел как оплеванный из ее комнаты. Ослушаться невестки он все-таки не решился.

Феша как громом была поражена, увидав деньги в руках. На кухне возбужденно обсуждали этот инцидент… Все знали жадность Капитона и понимали, что если он заплатил рассчитанной прислуге за целый месяц вперед, то это было влияние «немки», как звала ее Феша.

— Вот тебе и немка проклятущая! — ахала Стеша… А Федосеюшка улыбалась своей загадочной улыбкой.

Феша целый час плакала на кухне. Потом она подстерегла Катерину Федоровну в коридоре и упала ей в ноги, заливаясь слезами.

— Матушка-барыня, простите Христа ради! Виновата… Со зла на вас дите яблоком обкормила… Нечто я думала, что от яблока будет болесть? И дала-то трошечки… Простите вы меня, окаянную!

На все ее просьбы дать рекомендацию Катерина Федоровна объявила:

— Никогда не дам! Одно дитя сгубили вашей темнотой, и других погубите… Какая вы нянька? Ступайте в горничные!..

Она осталась непреклонной и на мольбы простить ее. Так Феша и ушла.

Болезнь тянулась две недели, и если б не уход Катерины Федоровны, Маня умерла бы. Так сказал доктор родителям и бабушке. Капитон заплакал, узнав, что опасность миновала, и кинулся целовать руки невестки.

— Прикажите теперь, костьми за вас лягу! — сказал он ей просто и искренно.

Она расхохоталась.

— Ловлю вас на слово! Чтоб через неделю тут немка была! Пошлите Соню в Москву, она найдет… А здесь пусть Лиза меня сменит!.. Я падаю от усталости.

Она спала как убитая двадцать часов, не просыпаясь, Тобольцев перепугался даже. По она очнулась и радостно засмеялась.

— Как хорошо проснуться с мыслью, что этот ангел спасен!

— А ты-то сама? О себе ты думала?.. В твоем положении?

— Бог милостив, Андрюша!.. Я эту девчонку, как родную, полюбила. И если б она умерла, я никогда бы не утешилась!

«Какая сложная натура! — думал он. — Рядом с несомненной черствостью к людям — такие сокровища любви!»

Весь этот случай имел последствием то, что Катерина Федоровна заняла в семье Тобольцевых исключительное положение. Все признали ее ум, ее моральный престиж… В детской, в кухне ее слово стало законом. Ее доброта к детям, ее нежность к свекрови и забота о прислуге, к которой она относилась с тактом и справедливостью, — подчинили ей, наконец, все сердца. «Катя сказала…» «Молодая велела…» Этого было довольно.

Административные способности Катерины Федоровны так восторгали Капитона, что он по первому слову ее выдавал ей, не торгуясь, хозяйственные суммы и никаких распоряжений ее не критиковал. А новая бонна, юная немочка, восторженно полюбила Frau Katharina.