— Почти.

— Уж не влюбился ли ты?

В этот момент кто-то позвал Хорвата к телефону — звонили из уездного комитета.

— Это, конечно, Бэрбуц. Сейчас я ему такую трепку задам, что пух и перья полетят. Он поставил меня в глупое положение перед Симоном, да и вопрос о станках мы так и не решили.

Он вернулся в комитет. В дверях он увидел, что Герасим медленно направился домой. Хорват устало махнул ему рукой и подошел к телефону.

— Алло, Хорват, слушает… Прекрасно, дорогой товарищ Бэрбуц!.. Как? Кто? Привет, товарищ Суру…

Нет, я не сержусь. Я думал, это Бэрбуц… Не понимаю. Зайти к вам после обеда?.. Да, отлично, я и сам собирался зайти в уездный комитет… Хорошо, товарищ Суру, прямо сейчас. Привет.

4

Хорват совсем задохнулся, поднимаясь по лестнице уездного комитета. Он никак не мог понять, почему Суру устроил себе кабинет на третьем этаже. И все же, несмотря на усталость, он испытывал приятное чувство, подобное тому, которое испытывает путник, завидев, наконец, свой родной дом. Здесь каждая ступенька, каждый угол были ему знакомы и дороги. В первые дни после освобождения он сам сорвал картонные свастики со стен бывшего клуба немецкого землячества, сам призвал тогда людей добровольно убрать помещение, он же развесил здесь первые, написанные карандашом лозунги. Вначале на третьем этаже был отдел агитации. В больших пустых комнатах стояли десятки ведер с известью и мазутом. Отсюда, прихватив с собой малярные кисти, члены СКМ отправлялись писать на всех стенах и заборах: «Требуем правительства Национально-демократического фронта». А позднее, в период выборов, в этих комнатах скапливались тысячи трафаретов, множество афиш, призывов и газет, прибывавших с опозданием из-за того, что на почте сидели сторонники Маниу.

Теперь здесь на стенах были развешаны снимки местных предприятий и лозунги, старательно написанные городскими художниками.

Перед кабинетом секретаря Хорват остановился, чтобы перевести дыхание. Потом легонько постучал в дверь и стал терпеливо ждать ответа.

— Да.

Хорват не спеша вошел, нарочно ступая только по ковру.

Этот церемониал он усвоил после одного случая, который не так давно произошел у него с Бэрбуцем.

Срочно вызванный в уездный комитет, Хорват ввалился в кабинет к Бэрбуцу. Тот попросил его выйти:

— Уездный комитет партии, товарищ Хорват, это тебе не кабак, чтобы так вваливаться, словно ты деревенщина. Прошу выйти и постучать в дверь. Подожди, пока тебе ответят. Вот тогда и входи. И иди только по ковру, не запачкай паркет. Ты понял?

Хорват не понял. Рассердившись, он даже не спросил, зачем его вызывали, и вернулся на фабрику. Через несколько дней на фабрику пришел Суру и зло раскритиковал его.