Я подозвал официанта, попросил счет. Никогда в жизни не чувствовал я себя таким веселым и храбрым. Пока официант выстраивал на листке блокнота столбик цифр, меня так и подмывало сказать ему: «Погляди на меня, дуралей! Неужели не видишь, как я счастлив?» Мне хотелось смеяться, приветствовать всех оставшихся еще в зале посетителей и оркестрантов. Я был готов обнять, горячо расцеловать всех, как самых близких друзей.

Поднявшись, я широким, размашистым шагом уверенного в себе человека направился к выходу. В гардеробе я оставил женщине, подавшей мне пальто, целую марку, хотя подобное мотовство мне было вовсе не свойственно. Неоновая вывеска «Атлантик» над входом уже погасла. Невидимой стала и линия морских волн под буквами. Небо было совершенно чистым, а на самом его краю, там, где заходит обычно солнце, виднелся тоненький ломтик полумесяца.

— Долго вы меня ждали? — услышал я вдруг за спиной женский голос.

— Нет. Только что вышел, — сказал я и повернулся. Она стояла передо мной, словно в нерешительности.

— Вы, кажется, и впрямь хороший человек, — произнесла она тихим голосом, почти не шевеля губами.

При ее появлении моя смелость тотчас же испарилась. Желание благодарить ее, целовать ей руки тотчас же прошло, — и у меня хватило силы лишь выдавить из себя:

— Не знаю…

Она без долгих церемоний взяла меня под руку и, потрепав свободной рукой, как маленького ребенка, по подбородку, мягко сказала:

— Ей-богу, вы застенчивы, как девушка! Покраснев, я отвел взгляд. Свобода ее обращения продолжала меня смущать. Видимо, почувствовав это, она решила вести себя сдержанней, перестала гладить мне подбородок и отпустила мой локоть. Я был поражен, увидев на лице ее некоторую растерянность, пожалуй, даже смущение. От ее шеи по щекам распространялся легкий румянец. Полузакрытые глаза избегали моего взгляда. «Что с ней? — подумал я. — Она переменилась до неузнаваемости. Совсем другая женщина».

— Уж такая я есть! — сказала она, будто прочитав мои мысли. — Странностей у меня хватает. Если вы решитесь со мной дружить, вам придется с этим примириться так же, как и с моими капризами. Друзьям со мной нелегко.

Она помолчала, потом, словно пожалев о собственной откровенности, добавила совсем другим, почти грубым голосом:

— Не знаю, захотите ли вы со мной дружить. Я женщина независимая. Ни в ком не нуждаюсь. Никому не хочу быть обязанной. Так что смотрите.

— Я постараюсь вас понять, — произнес я дрожащим голосом.

Некоторое время мы шли молча. Затем она снова взяла меня под руку.

— Значит, вы постараетесь меня понять… — сказала она без всякого выражения, как обычно говорят о вещах самых обыденных. — Похвальное намерение. Боюсь только, что оно неосуществимо. Может быть, я и смогу быть хорошим другом. Время покажет. Только не обижайтесь по пустякам.