Здесь, на удалении, он до боли почувствовал: своей. Его маленькому Каролю в ней расти и жить…

14 октября Влада растерянно приняла из рук почтальона международную телеграмму, поздравлявшую с двухлетием. Не сразу вспомнилось: «14 октября южнее Риги наши войска…»

Днем в американских холлах, гостиничных ресторанах, пресс–клубах Сверчевский знакомил людей с Польшей. Ночами тревожно думал о ней. Думал как человек и политик. Без упрощений, неизбежных в речах и спорах. Без национального умиления перед заокеанскими соплеменниками.

Сестре он писал: «Среди них много тупиц». Жаловался на тоску: «Я болен от здешнего пребывания. Тянет на родину — нет сил».

Планировавшаяся на три недели поездка продолжалась три месяца. Как было предположить, что в Соединенных Штатах придется вести, например, переговоры о гобеленах, вывезенных немцами из Вавеля, а американцами — из Западной Германии (он настоял, гобелены вернули)… Не планировалась покупка племенных лошадей.

Но когда представители американской Полонии [100] вручили чек на солидную сумму, Сверчевский отправился по конным заводам. Он знал толк в лошадях и знал, как нуждается в них деревня. Сам отбирал и давал адреса воеводств, ни одно не обделив.

…Кони прибыли, когда его уже не стало.

Не планировалась, конечно, и пневмония. Не долечившись, не выдержав стерильной больничной скуки, он удрал из госпиталя.

На обратном пути Сверчевский остановился в Париже, провел несколько дней с отовсюду съехавшимися бойцами «Марсельезы», с испанскими эмигрантами. Товарищ, выделенный французской компартией, чтобы сопровождать его в Париже, сообщил, что здесь живет бывшая испанская балерина Изабелла. Не хочет ли Вальтер повидаться?

Сверчевский колебался — хочет или нет?

Какое–то время, разъяснил французский товарищ, Изабелла бедствовала, однако от помощи отказывалась.

— Устройте свидание, — неохотно попросил Сверчевский.

В назначенный час товарищ усадил его за столик в бистро и удалился.

Он узнал ее издали по пританцовывающей походке. Вблизи узнать было труднее. Зачем выставлять папоказ располневшие руки?

— Салюд, Иха! Как живешь?

— Ты не забыл?

Ихой Сверчевский называл Изабеллу редко, она сама себя так называла. Это имя вспомнилось почему–то при виде ее обнаженных рук.

— Я слышала, ты министр, что–то вроде?