А вот маленький Птолемей Филадельф был Марком Антонием с ног до головы: крупный, плотный, с рыжими волосами и глазами, нос крючком словно тянется к подбородку над маленьким полным ртом. Он родился в римский октябрь прошлого года. Значит, ему уже восемнадцать месяцев.

— Он типичный младший ребенок, — прошептала Хармиан. — Даже не пытается говорить. Но походка у него как у его папы.

— Типичный? — спросила Клеопатра, стиснув в объятиях вырывавшегося ребенка, который явно не оценил этого.

— Самые младшие не говорят, потому что старшие говорят за них. Он что-то лепечет, они это понимают.

— О-о!

Она быстро отпустила Филадельфа, который вонзил свои молочные зубки в ее руку, и замахала рукой от боли.

— Он действительно вылитый отец! Решительный. Ирас, пусть придворный ювелир изготовит ему аметистовый браслет. Он ограждает от вина.

— Он сорвет его, царица.

— Тогда плотно прилегающее ожерелье, брошь — мне все равно, только бы на нем был аметист.

— Антоний носит аметист? — спросила Ирас.

— Теперь носит, — мрачно ответила Клеопатра.

Из детской она в сопровождении Ирас и Хармиан прошла в ванную комнату. В Риме ходили легенды о ее ванне: что она наполняется молоком ослицы, что она размером с пруд, что вода освежается с помощью миниатюрного водопада, что температуру воды проверяют, сначала погружая в нее раба. Ничто из этого не было правдой. Ванна, которую Юлий Цезарь нашел в палатке Лентула Круса после Фарсала, была намного роскошнее. Ванна Клеопатры, сделанная из неотполированного красного гранита, была обычного размера и прямоугольной формы. Наполняли ее рабы обычной водой из амфор с горячей и холодной водой. Соотношение было стандартным, поэтому температура почти не менялась.

— Цезарион общается со своими братьями и сестрой? — спросила она, когда Хармиан растирала ей спину, обливая ее водой.

— Нет, царица, — вздохнув, ответила Хармиан. — Они ему нравятся, но ему с ними неинтересно.

— Неудивительно, — сказала Ирас, приготавливая ароматную мазь. — Разница в возрасте слишком велика для тесного общения, а к нему никогда не относились как к ребенку. Такова судьба фараона.

— Ты права.

Цезарион присутствовал на обеде, но мысли его витали где-то в другом месте. Если кто-то клал ему на тарелку еду, он съедал ее. Еда была самая простая. Слуги знали, что предложить ему. Он ел рыбу, ел ягненка, но мясо домашней птицы, молодого крокодила и другие виды мяса игнорировал. Подсушенный белый хлеб составлял основу его питания. Он макал его в оливковое масло или, за завтраком, в мед.

— Мой отец питался простой пищей, — сказал он матери в ответ на упрек, что он должен разнообразить свое питание, — и это ему не вредило, верно?