— В чем дело, Аполлодор?

— Цезарион.

— Что он сделал?

— Пока ничего. Дело в том, что он намерен сделать.

— Разве вы с Сосигеном не можете контролировать его?

— Мы пытались, воплощенная Исида, но это становится все труднее и труднее. — Он смущенно прокашлялся. — Мошонка его заполнилась, и он считает себя мужчиной.

Она замерла на месте, повернула голову и посмотрела на своего самого верного слугу.

— Но… но ему нет еще тринадцати лет!

— Тринадцать через три месяца, царица, и он растет, как сорняк. Его рост уже четыре с половиной локтя. У него ломается голос, и фигура соответствует скорее мужчине, чем ребенку.

— О боги, Аполлодор! Нет, не говори мне больше ничего, прошу тебя! Думаю, с такой информацией будет лучше, если я сама определю свое мнение. — Она двинулась дальше. — Где он? Почему не встречает меня?

— Он занят разработкой законопроекта, который хотел закончить до твоего приезда.

— Разработкой законопроекта?!

— Да. Он сам все скажет тебе, дочь Ра, вероятно не дожидаясь твоего вопроса.

Даже заранее предупрежденная, Клеопатра почувствовала, как у нее перехватило дыхание при виде сына. За год ее отсутствия он из ребенка превратился в юношу, но без той неуклюжести, которая обычно присуща этому возрасту. У него была чистая загорелая кожа и густые золотые волосы, коротко подстриженные, а не длинные, как принято у подростков, а его тело, как и говорил Аполлодор, было телом мужчины. «Уже! Мой сын, мой красивый мальчик, что произошло с тобой? Я потеряла тебя навсегда, и мое сердце разбито. Даже твой взгляд изменился — такой суровый, уверенный, такой непреклонный».

Но все это было ничто по сравнению с его сходством с отцом. Это был Цезарь в молодости, Цезарь, каким он должен был выглядеть, когда носил плащ и головной убор flamen Dialis, особого жреца Юпитера Наилучшего Величайшего. Потребовался Сулла, чтобы в девятнадцать лет освободить Цезаря от этого ненавистного ему жречества. Но здесь стоял Цезарь, каким бы он мог быть, если бы Гай Марий не запретил ему военную карьеру. Удлиненное лицо, нос с горбинкой, чувственный рот со смешинками в уголках. «Цезарион, Цезарион, только не сейчас! Я не готова».

Цезарион быстро преодолел широкое пространство, отделявшее его стол от того места, где неподвижно стояла Клеопатра. В одной руке он держал толстый свиток, другую протянул ей.

— Мама, я рад видеть тебя, — сказал он грубым голосом.

— Я оставила мальчика, а вижу мужчину, — удалось произнести ей.

Он передал ей свиток.

— Я только что закончил это, но, конечно, ты должна прочитать, прежде чем он вступит в силу.