— Всем — наверх! — скомандовал он. — И наберитесь терпения, даже если вам это не нравится.

Мохнатый тотчас же с радостью ухватил кресло дона Гало и послал его вперед, хотя дон Гало как мог цеплялся за спицы и крутил ручку тормоза.

— Оставьте сеньора в покое, — сказал Лусио, вставая между ними. — Вы что, все с ума посходили?

Мохнатый отпустил кресло, схватил Лусио за грудки и с силой отбросил к переборке. Револьвер нагло болтался у него на другой руке.

— Вали отсюда, сопля, — сказал Мохнатый. — А то врежу так, что своих не узнаешь.

Лусио открыл рот и снова захлопнул. Доктор Рестелли и сеньор Трехо окаменели, и Мохнатому стоило труда заставить их двигаться. У трапа, ведущего в бар, ждали Рауль и Медрано.

Оставив почтенную публику выстроившейся в линеечку у стойки бара, они заперли на ключ дверь, ведущую в библиотеку, и Рауль оборвал все телефонные провода. Ломая руки в лучших театральных традициях, бледный мэтр без сопротивления отдал им ключи. Бегом они еще раз промчались по коридору к трапу.

— Не хватает астронома, Фелипе и шофера, — Мохнатый резко остановился. — Их тоже запрем?

— Не нужно, — сказал Медрано. — Эти не кричат.

Дверь каюты открыли без особых предосторожностей.

Пустая каюта показалась очень большой. Медрано смотрел на дверь в глубине.

— За ней — коридор, — сказал Рауль бесцветным голосом. — В конце — трап, который ведет на корму. Надо остерегаться каюты слева.

— Вы здесь уже были? — удивился Мохнатый.

— Да.

— Были и не поднялись на корму?

— Не поднялся, — сказал Рауль.

Мохнатый посмотрел на него недоверчиво, но поскольку испытывал к нему симпатию, решил, что он, верно, не в себе после того, что произошло. Медрано ничего не сказал и погасил свет. Они осторожно открыли дверь и наощупь тихо двинулись вперед. И почти тут же сверкнули в темноте медные перила трапа.

— Мой бедный, мой бедный пират, — говорила Паула. — Ну-ка, давайте мамочка положит ватку на нос.

Тяжело опустившись на край своей постели, Лопес чувствовал, как воздух медленно входит в легкие. Паула, с ужасом смотревшая на револьвер, который Мохнатый сжимал в левой руке, вздохнула с облегчением, когда тот вышел из каюты. Потом она заставила Лопеса, невероятно бледного, лечь. Намочила полотенце и принялась с величайшей осторожностью смывать кровь с его лица. Лопес вполголоса ругался, но она продолжала свое дело, перемежая его упреками.