Неровные шаги несли скрипача к краю. Он звал свою любимую, которой уже давно нет. Он смотрел на луну, и она казалась ему ликом той единственной, кому посвящена его песнь. Он смотрел на луну, преклонив колени, вознеся над собой старую скрипку, и играл забытую молитву Любви. С его уст срывалось лишь одно слово: её имя.

Смычок терзал струны, а тело сёк поднявшийся ветер. Он больно трепал сухие волосы и рвал поношенный фрак. Но разве скрипачу есть дело до мира, когда перед ним его муза, его любовь!

Он извивался и бился в агонии отчаянья, предаваясь своей разнузданной, безумной игре. Он играл, не вставая с колен — лишь в поклоне ты волен молиться. А скрипач молился своей игрой. Не храмам, и не колоколам, не звёздам и не луне. Его молитва предназначалась любви. Немой и никем неузнанной, ведомой лишь ему одному, и той, кого уже давно нет среди живых. Девушка слушала игру безумца, затаив дыхание.

Что-то нечеловеческое, что-то дьявольское и дикое было в нём. Люди на такое не способны. Эта страсть, эта безудержная волна пылких и романтичных чувств, эта ода — простой человек не способен на такое. Он терзал её сердце своей скрипкой. Она — приложила руки к груди, чтобы унять боль.

Скрипач воспарил в небо, к ореолу луны, что обрамляла его голову подобно нимбу.

Смычок резал струны, врезался в них как нож в живую плоть, и звуки брызгали подобно каплям крови, осыпаясь на землю дождем алых мелодий, полных отчаянья, боли — и страшного, веселого счастья. Скрипач веселился и ликовал. Он плясал среди небес свое танго над бездной сонного города.

Девушка взлетела к нему. Она хотела коснуться его, обнять. Она мечтала о танце с ним. Но может ли он, верный своей возлюбленной, посмотреть на другую? Никогда! Он видел юную девушку, что парила подле него. Видел её томный взгляд, затянутый пеленой страсти нежной, детской влюбленности. Чувствовал, как дрожит её тело. Но сегодня его ночь. Его луна. Его любовь. Девушка поймала его взгляд — и в ужасе отшатнулась. Скрипач был лишён очей.

В его глазницах копошились черви. Кожа на его ладонях облупилась и походила на старую изношенную одежду.

Но почему, почему так, думала девушка. Человек, который играет такую волшебную музыку, не может быть таким… Таким уродливым… Нет… Мёртвым!

Он был мёртв, как будто Бог — и жив, подобно Сатане! Его душа была отдана Ей, единственной и неповторимой. Своей песней он возносил ей храм на костях истерзанного тела.

Все красивое этому миру дарят мертвецы. Лишь принеся в жертву самое драгоценное и прекрасное — жизнь — ты сможешь создать нечто столь же чарующее, нечто неземное и волшебное. Ничего нет прекраснее жизни, порождённой желанием смерти.