Оставаясь в седле, Григорьев даже и не подумал разнять дерущихся женщин. Он лишь, посмеиваясь в усы, наблюдал за ними и подзадоривал:

— Анисья, всыпь–ка ей побольше. Пущай зараз рылом об землю потрется!

— А ты чего лупишься, курица мокрая? — не решаясь вступить в драку, закричала на девушку Кланька. — Невеста без места. Яблоко червивое!

Авдотья зарыдала, но не ответила на оскорбление.

— Всыпь ей, Малашка! — гоготал Григорьев, все подзадоривая дерущихся казачек. — Разве можно дозволять кому ни попадя рыло свое мочалить?

— Мама, мама! — закричала Авдотья, увидев, что вокруг собирается толпа. — Айда домой, мама. Стыдно мне. Стыдно!

— Сейчас, дочка, сейчас, — тяжело дыша, сказала Анисья, вцепившись в волосы визжащей неистово Маланьи и не видя вокруг никого. — Сейчас… Только вот проучу эту корову бесстыжую, чтоб неповадно было языком молоть что ни попадя.

— Ишь ты, курва подлая! Ха–ха! Рты нам затыкнуть желает? Так нет же. — Кланька Дорогина злорадно ударила кулаком по ладони. — Слушайте, люди, слушайте и на ум мотайте! Аниська Комлева зараз умом тронулась и Маланью за то лупцует, что та ей правду об ее доченьке обсказала. Про Авдошку–то все думают, что она снега белее и добрее царицы небесной, а она черна, как сама землица!

— Авдошка, что ревешь белугой, врежь ей по сопатке! — заорал Григорьев, возбужденно дыша.

Отпустив Маланью, Анисья встала. Она дрожала от негодования, ее бледное лицо побагровело.

— Эй, гадюка ядовитая! — крикнула она во все горло, угрожающе глядя на Дорогину. — Ты во сто крат хуже Малашки шлепнутой и самая распоследняя паскуда в городке нашем…

— Люди! Вы слыхали, как она меня охаила? И вы молча глядите на это, люди? — в бешенстве обратилась Клавка к толпе. — За что она эдак поливает меня помоями?

— Ты не ори, а врежь ей, — тут же посоветовал Григорьев, спрыгивая с коня. — Моя бы Стешка за такое…

Собравшиеся у колодца любопытные казачки тоже не ввязывались в драку. Они лишь шушукались друг с другом и сочувственно вздыхали.

Маланья Евсеева поднялась с земли и снова схватила коромысло. Оскорбленная Клавка Дорогина сделала то же самое. Разъяренные кумушки были готовы забить мать и дочь Комлевых насмерть.

В ожидании побоев Анисья ринулась к рыдающей дочери и прикрыла ее собой. Она решительно посмотрела на озверевших кумушек:

— Только посмейте. Апосля пришибу обеих, по очереди!

Но Маланья и Клавка тоже не собирались отступать. Держа коромысла в руках, они медленно двинулись на обидчицу, одновременно примериваясь, в какое место ее ударить, чтобы той было больней.