Светлый фон

— Что у нас тут творилось последние две недели?

Смерть деловой женщины: прыжок с девятого этажа
Смерть деловой женщины: прыжок с девятого этажа

— Да ничего особенного, — вслух произнес он. — Вот только выехали со склада на Двухсотой улице.

— Кому же эта светлая идея пришла в голову?

— Вашему брату.

— Прошу вас подобные решения согласовывать со мной. Возможно, нам придется вновь туда перебираться.

— Простите.

— А где мисс Уисс?

— У нее мать заболела, я дал ей отпуск на три дня.

— А миссис Саммер уволилась… Кстати, я хотел бы с вами о ней поговорить, но позже.

У Батлера вдруг защемило сердце. Что он имел в виду? Он уже видел газеты?

— Жаль, что отсутствует мисс Уисс, — сказал Эддингтон. — Я хотел просмотреть отчетность за последний месяц.

— Давайте я возьму бухгалтерские книги домой, — примирительно предложил Батлер. — Подготовлюсь, и завтра мы с вами все просмотрим.

— Да уж, прошу вас.

Эддингтон вскоре отбыл. Что-то в его тоне встревожило Батлера — некая сдержанность, что ли, когда человека стараются подготовить к куда более крупным неприятностям. В нынешние времена о многом приходилось беспокоиться, подумал Батлер, а стоит ли, не слишком ли это? Он сидел за своим письменным столом, испытывая странную апатию — апатию отчаяния, и, уходя на ланч, сообразил, что, оказывается, за утро ничего не сделал.

В половине второго, на обратном пути в контору, его вдруг обдало волной леденящего страха. Он шел, ничего не видя перед собой, под безжалостными лучами солнца — среди монотонного черного и враждебного серого. Вой пожарной машины, ворвавшийся в вибрирующий воздух, он воспринял как зловещее предзнаменование очередного кошмара. У него в кабинете кто-то закрыл окна, он распахнул их настежь, навстречу этим изнемогающим от зноя механизмам на стройке с той стороны улицы. Потом, раскрыв гроссбух, уселся в кресло и стал ждать.

Прошло полчаса. Батлер слышал приглушенный стрекот машинки, на которой в приемной печатала мисс Руссо, и ее голос, когда она отвечала на телефонные звонки. Он слышал, как часы со скрежетом пробили два часа; он почти тут же взглянул на свои карманные часы: да нет, уже два тридцать. Он отер лоб: оказывается, пот бывает таким холодным. Шли минуты. И вот он вскочил с кресла, вытянувшись в струнку, когда услышал, как входная дверь открылась и медленно, со знакомым легким вздохом закрылась.

Одновременно он почувствовал, как и снаружи что-то изменилось, — как будто весь этот меркнущий день отвернулся от него, резко изменился ракурс, все куда-то сдвинулось, как пейзаж за окном поезда. Батлер с трудом шагнул, подошел к двери и сквозь прозрачный уголок в матовом стекле стал вглядываться в приемную.