— У тебя тоже, — ответил я. — Только ты зря ее тратишь. Тебе еще загон достраивать.

— А тебе тесто месить для чурека! — отпарировал Орамет.

Услышав позади шаги Каратая-ага, он поспешно отпустил мою руку и шепнул:

— Не обижайся на старика. Трудно ему сейчас, ох как трудно!

— Всем трудно.

— Ему больше всех. Поверь мне…

4

К вечеру отару пригнали в агыл. Тощие, со свалявшейся шерстью овцы с ходу набросились на селин, которым был выстлан загон. Видимо, за целый день в их желудки ничего не попало. Они расправлялись с селином так же стремительно, как шелкопряд с листьями тутовника: за считанные минуты от селина остались лишь грубые стебли.

Теперь в коше вместе со мной собралось шесть человек, и я наконец разобрался в их обязанностях: Каратай-ага был старшим чабаном, Орамет — его заместителем, а тонкий смуглый подросток, пригнавший отару, оказался чолуком, подпаском. Были тут еще двое парней — этих прислали из совхоза в помощь чабанам.

Из всех лишь Орамет относился ко мне дружелюбно, остальные словно бы не замечали. Каратай-ага за весь вечер ни разу ни о чем не спросил меня; впрочем, он никому не уделял особого внимания, может, лишь чолуку чуть больше, чем другим. Время от времени слышались разговоры вроде:

— Ходжавджан, ты накормил собак?

— Нет еще…

— Ты разве не помнишь, чему я тебя учил?

— Помню! Корми собак прежде, чем сам сядешь есть, потому что, наевшись, ты можешь о них забыть! — отбарабанил Ходжав уже возле самых дверей…

Я не удивился, когда стали прикидывать, кому идти собирать селин, а кому оставаться заканчивать загон, и Каратай-ага не принял меня в расчет, сказав:

— Нас пятеро. Двое — на овчарню, трое — на селин…

— Нас шестеро, — напомнил Орамет, поглядывая то на меня, то на старика.

Каратай-ага пропустил это замечание мимо ушей.