Делать нечего, пришлось расстегнуться, сунуть магнитофон за пазуху и прижать к груди, как капризного младенца. Мне стало еще холоднее, острые углы аппарата врезались в тело даже сквозь толстый свитер, а главное — было неприятно думать, что кто-нибудь из чабанов войдет в мазанку и увидит меня в такой нелепой позе, не соответствующей моему положению.
— Чего он там делает, этот, который говорит по радио? — послышалось за стеной мазанки.
— Обед тебе готовит!
— Ах, хорошо бы! Третий день всухомятку. Сейчас бы горяченького!
— Как же! Дождешься! Печь даже не затопил. Сидит в холоде.
— Небось не умеет. Городской…
Голос старика оборвал разговор:
— Каждый умеет то, чему его выучили. Главное — со своим делом справляться…
Поймут ли эти люди, что я ради них совершаю маленький подвиг, согревая своим и без того озябшим телом холодный металл? Если и поймут, то позднее, когда репортаж пойдет в эфир и все узнают их имена и славные дела. Кстати, как их зовут? Старика молодые называли Каратай-ага… Крепкий парень в телогрейке — Орамет. Имя третьего мне пока неизвестно. Что ж, пусть Каратай-ага удивится так же, как удивился я в пустыне, когда он назвал мое имя.
Снаружи по-прежнему доносились удары топора и хруст сучьев, в мазанке, к счастью, никто не появлялся. Только когда я подумал, не пора ли вытащить из-за пазухи магнитофон, дверь открылась и вошел Каратай-ага; я опоздал на какую-нибудь минуту.
— Что? Живот? Сердце? — всполошился старик, увидев меня скрюченным на кошме.
— Не беспокойтесь, ага, — пробормотал я смущенно. — У каждого свои заботы. Просто моя машинка для голосов замерзла, я ее грею… Ну вот, кажется, готово…
— Тяжелое время! — вздохнул Каратай-ага. — С вечера топили, за ночь все выдуло, а с утра — сразу за работу. Даже принять гостя не можем как полагается.
— Я не гость.
Магнитофон работал. Бобины, согретые моим теплом, вертелись ровно, стрелка на шкале нетерпеливо плясала от наших голосов. Можно было начинать. Беседу я решил провести здесь, в мазанке, а вступление и звуковой фон записать позднее.
— Каратай-ага! Нужно рассказать, как вы, касаевцы (это слово вырвалось у меня неожиданно), успешно справляетесь с трудностями зимы. Вам написать выступление или сами будете говорить?
— Сам скажу. Мы по бумаге не умеем. Долго говорить?
— Минут пять.
Я поднес микрофон ко рту Каратая-ага, нажал клавишу и дал знак: "Начинаем!"
— Люди! — заговорил Каратай-ага. — Пришла беда. Положение тяжелое. Зима застала нас врасплох. Овцы голодают. Много падежа…