Я выключил магнитофон.

— Что, прошло уже пять минут? — спросил Каратай-ага.

— Вы меня не поняли, ага! Надо рассказать, как вы подготовились к зимовке скота. О трудностях, об их преодолении — потом.

— Я об этом и говорю.

— Давайте сначала.

— Люди! — снова заговорил Каратай-ага. — К зимовке скота мы подготовились хорошо…

Я удовлетворенно покивал головой.

— …Но зима застала нас врасплох. Не заготовлено сено, нет загонов…

Мне пришлось снова прекратить запись.

— Опять не так? — удивился Каратай-ага. — Я же сказал, что к зимовке мы подготовились хорошо…

— Вы поймите, ага! Выше выступление услышат сотни чабанов. Им сейчас трудно, надо помочь, поддержать их, поднять дух. А вы…

— Ну, давай я скажу: все у нас в порядке. Зима — теплая, овцы стоят в загонах сытые… Что же, мне с седой бородой врать прикажешь?

— Но ведь всем известно, что положение тяжелое! — Упрямство старика начинало меня раздражать. — Нам нужен ваш рассказ о том, как в трудных условиях вы спасаете скот!

— След волка начинается от его логова, — невозмутимо сказал Каратай-ага. — У трудного положения тоже есть свое начало. Вот об этом я и хочу говорить. Тебе это не нравится. А мне не нравятся твои выдумки. Ты прости, сынок, дела ждут.

Старик поднялся и пошел к двери.

— Товарищ Касаев будет вами очень недоволен! — крикнул я ему вслед, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться, не наговорить лишнего. Обида кипела в моей груди. Чертов старик! Паникер! Именно о таких и предупреждал меня наш главный, отправляя в командировку. Был бы он помоложе, я бы ему выложил все, что думаю о нем вообще и о его настроениях в частности. Зарылся тут, в песках, по уши, небось дальше Кизылтакыра нигде не был, а рассуждает… Вся республика поднята на ноги, все думают, как помочь беде, а он, видите ли, даже не хочет сказать несколько слов, поддержать своих товарищей по работе!

По правде говоря, я злился еще и потому, что растерялся. Никогда мне не приходилось попадать в такое нелепое положение. Обычно люди с радостью откликаются на мою просьбу, всем лестно услышать свой голос по радио.

Сгоряча я даже хотел махнуть на все рукой и покинуть негостеприимных хозяев Аджикуйи, но подумал: Касаев, несомненно, появится здесь не сегодня завтра. Тогда все станет на место.

Если бы не было так холодно, я бы, наверное, не вышел из мазанки, рассердившись на старика. Но меня начал бить озноб; этак, пожалуй, можно окончательно замерзнуть.

С большой неохотой я оставил мазанку.