"Дни и ночи Аджикуйи" — так я назову репортаж. А как начать?
Время шло, однако на странице красовалось одно название. Наконец я решился начать с описания свирепой зимы в заснеженных Каракумах. Написал: "…все растения оказались под толстым слоем снега". И опять мое перо замерло. Я вспомнил Каракумы моего детства. Необозримые заросли саксаула, заполнявшие лощины. Стада пугливых джейранов, спускавшихся с барханов к водоемам. Зайчиков, общипывающих зеленые листочки песчаной акации на окраине аула. Стаи птиц, облаками плывущие по весеннему небу. Пустыня ныне как женщина, с которой сняли все украшения и нарядили в рубище. Неужели правы те, кто причину суровых зим и засушливых весен, которые все чаще приходят в Каракумы, видят в непродуманной человеческой деятельности? Природа — живая. Она, как и все живое, не выносит боли. Слово "заболеть" от слова "боль"…
Кто-то сзади легонько толкнул меня в спину. Я вздрогнул и оглянулся. Опять он, крохотный курчавый комочек на тонких ножках! Смотрит и блеет: "Бе-е-е!"
— Тихо! Людей разбудишь, — безуспешно попытался урезонить его я. Ягненок отбежал к порогу и продолжал блеять не переставая.
— Непонятливый ты! — раздался голос Каратая-ага. Он улыбался. Впервые за все это время я увидел его улыбку.
— Как себя чувствуете, яшули?
— Отлегло. Слабость только. Это не страшно, пройдет. Ты не понял, что он сказал?
— Кто?
— Ягненок.
— Наверное: "Ох и выспался…", — улыбнулся я, невольно поддаваясь настроению старика.
— Нет. Они блеют, когда чем-то недовольны. Если все в порядке — молчат. Чем он может быть недоволен? Скучно ему, одиноко? Но тогда он по-другому кричит: погрубее, покороче и по сторонам оглядывается. А сейчас — жалобно, тоненько. Значит, проголодался.
— Матку пригнать? — предложил я вставая.
— Вон в углу бутылка с молоком. Дай ему.
Я достал бутылку с надетой на нее соской, встал на колени перед ягненком и сунул ему соску в рот. Он с наслаждением зачмокал, доверчиво прижавшись ко мне и не спуская с меня глаз.
— Это он благодарит тебя! — объяснил старик. — Недаром у нас говорят: "Для скота взгляд хозяина — источник!"
— Вроде не вовремя он родился, — заметил я. — Окот еще не начался.
— Ты запиши его блеянье на аппарат, — предложил Каратай-ага с едва уловимой насмешкой. — А то в Ашхабаде не поверят. Посмотрят на календарь, скажут: как так! Среди зимы? Не может быть! Мы еще команды не давали, кампанию не начинали!
"А что? — подумал я. — Он прав. Не поверят. Скажут: выдумка, не знаешь специфики…"
Я приготовил магнитофон. Но ягненок, насосавшись молока, успокоился, улегся у порога и задремал, положив головенку на вытянутые ноги.