Директор положил в ящик стола бумаги, среди которых было и письмо-анонимка, прошел к сейфу, закрыл его и ключи положил в карман.

— Не анархист и не гордец… — Полещук с укоризной смотрел на завуча, наблюдая, как конвульсивно вздрагивает ее посеревшая нижняя губа.

— Кто же, по-вашему?

— Коммунист. Педагог… Причем педагог хороший. У него есть чему поучиться… — Полещук о чем-то подумал и достал из ящика письмо. — Возьмите это на память.

Завуч взяла письмо не сразу. А когда взяла, принялась перекладывать его из руки в руку, не зная, что с ним делать. Лицо ее сделалось кумачовым.

— Приглядитесь хорошенько к Шадрину. Может быть, он не так уж плох, как вам кажется, — директор посмотрел на часы: — Сейчас будет звонок. Пожалуйста, проследите, как работает буфет.

Прозвенел звонок. Склонив голову и опустив худые плечи, завуч, сгорбившись, как под тяжестью, молча вышла из кабинета.

…Шадрин в это время выходил со школьного двора. У ворот его поджидал Бутягин. Переступая с ноги на ногу, он шершавой ладонью гладил колючий ежик рыжеватых волос.

— Меня ждешь? — спросил Шадрин.

— Вас, Дмитрий Георгиевич.

Бутягин достал из кармана тоненькую книжечку на английском языке и отдал ее Шадрину:

— Спасибо. Очень интересная.

— Перевел?

— Еще вчера, — застенчиво ответил Бутягин.

Шадрин протянул ему новую книжку, тоже на английском:

— На эту даю семь дней. Хоть кровь из носа, а через неделю должен перевести.

— Обязательно, Дмитрий Георгиевич… — Бутягин доверчиво смотрел в глаза Шадрина, будто взглядом хотел сказать: «Да я расшибусь, а переведу за шесть дней… Ночами буду сидеть, а одолею…»

Никто из учеников и учителей школы не знал, что Шадрин готовил Бутягина к поступлению на юридический факультет Московского университета. Это была их тайна.

VII

VII