Светлый фон

— От кого?

— Пойдем скорее! У меня столько новостей, что у тебя закружится голова.

С этими словами Лиля увлекла Ольгу в дом. Из-за дымчатых облаков выглянуло солнце. Оно яркими радужными блестками заиграло в крупных каплях воды на узорчатых листьях герани, которую только что полила Марфуша. По ее приметам, этот цветок приносил счастье.

Отражаясь на глади воды, налитой в бочке, лучи солнца неуловимыми золотыми зайчиками прыгали на бревенчатой стене в кабинете деда.

VIII

VIII

С приездом сына в жизни Богданова много переменилось. До поступления Андрея в военно-морское училище он ему казался мальчишкой, которого нужно, как от огня, оберегать от карманных денег. Раньше Богданову приходилось время от времени читать сыну мораль и напоминать, что отцы его поколения познавали науку жизни, изучая «грамматику боя, язык батарей». Эту строчку из светловской «Гренады» Богданов не раз как веский аргумент приводил в разговоре с Андреем. А однажды он, недовольный тем, что сын получил тройку по математике, пригласил его к себе в кабинет и, наблюдая, как тот переминается с ноги на ногу, завел с ним невеселый разговор. Андрей как-то нехорошо, ехидно улыбнулся и, опустив голову, слушал нудную отцовскую нотацию.

— Что ты ухмыляешься? — спросил Богданов.

— Жду, когда ты дойдешь до «грамматики боя» и «языка батарей».

Богданов вскипел, накричал на сына, но с тех пор больше никогда в разговоре с ним не прибегал к излюбленной поэтической строке.

Это было пять лет назад. Теперь Андрей морской офицер. Ему уже двадцать три года. Два месяца назад он закончил высшее морское училище и был командирован служить на корабль. Как и полагается по окончании училища, он получил отпуск. Но недолго, всего лишь десять дней пришлось ему любоваться Москвой.

«И ведь из-за кого чуть было не погиб? Из-за какой-то легкомысленной, пустой девчонки, которая не стоит его ногтя… — мысленно сокрушался Богданов, припоминая тот страшный вечер, когда ему позвонили из милиции и сообщили, что сын в тяжелом состоянии доставлен в институт Склифосовского. — И этот Шадрин… Лучше, если бы на его месте был кто-то другой…»

Богданов припоминал Шадрина таким, каким он знал его в районной прокуратуре, когда вел следствие по делу директора универмага Анурова. Уже тогда он чувствовал в Шадрине человека, с которым ему не идти одной дорогой. А потом этот инцидент в городской прокуратуре.

«Зря помешал ему в нотариате… Работай он там — пожалуй, не было бы никакого персонального дела за скандал в ресторане», — мысленно рассуждал Богданов и в ожидании сына время от времени посматривал на массивные настольные часы, вмонтированные в витое бронзовое обрамление.