— Оно уже совсем близко, капитан.

— А коньяк ты выдул?

— Кто же еще… Тут больше и некому. Я твоим ребятам предлагал, но они отказались. Себя с трудом преодолели и отказались. А мне ничего не оставалось… Я там еще одну бутылочку чуть приоткрыл…

— О боже! — простонал Зайцев. — Тебя домой доставить?

— Доберусь, капитан… Ты не переживай.

— Эти стекла, похоже не один день накапливались…

— Нет, капитан… Все это сверкающее великолепие появилось здесь в ночь ограбления. Ты пройдись по магазину, позаглядывай в углы — нигде ни пылинки, ни пробки от пива, ни горлышка от водки…

— Ладно… Вечер уже. Магазин пора закрывать. Опечатывать…

— Потерпи полчасика, ладно? — взмолился Ваня, поднимаясь наконец с четверенек. — Ты это… Отлучись ненадолго в директорский кабинет, там у него и закуска найдется…

— Ты уж убедился?

— И не один раз, — признался Ваня.

— И повод был?

— Почему был? Он и поныне жив, повод-то!

— Значит, мысль, говоришь?

— Ты вот что, гражданин начальник, — неожиданно трезвым голосом сказал Ваня. — Не печалься и не гневайся… Ты загляни ко мне вечерком… Я там, у директора, еще одну бутылочку изъял, так что нам с Настей будет чем тебя угостить, чем душу твою полицейскую порадовать.

— Ваня, — голос следователя дрогнул. — Ваня… Ты это… Не шутишь?

— Есть вещи, которыми не шутят! — строго проговорил бомжара, назидательно подняв вверх указательный палец. И, снова опустившись на четвереньки, принялся перебирать стеклянные осколки. На лице у Зайцева в это время не было ничего, кроме полнейшего недоумения.

Когда вечером Зайцев постучал в уже знакомую дверь, он услышал из-за двери те же слова, что и утром:

— Открыто! Входите!