— А что мне делать с их писульками?

— Отдашь мне.

— А тебе они зачем?

— Отнесу твоему начальству.

— Господи, зачем?!

— Шутка, капитан! Глупая шутка старого дворника! Отдашь эти бумажки мне и можешь о них забыть. А вечерком загляни ко мне в подвальчик… Посидим, покалякаем…

— О чем, Ваня?!

— Ну, как о чем… Как убивца будем брать, чтоб не убег от нас средь бела дня. Знаешь, эти убивцы, они такие пугливые… Чуть ветка где треснет, машина со скрипом затормозит, петух закукарекает… А они тут же бежать!

— Так мне с гостинцами приходить? — растерянно спросил Зайцев.

— Даже не знаю, что тебе и ответить… Приходи в чем есть, с чем есть… Что-нибудь придумаем. Вот Насте шоколадку прихвати, она прям счастлива будет. Я редко ее шоколадками балую.

Осознав, что бомжара невинными своими словами как бы слегка пристыдил его, Зайцев появился вечером с целой корзиной гостинцев. И коробку конфет для Кати высмотрел на какой-то витрине, и спиральку украинской колбасы прихватил, и даже бутылку шведской водки, хотя она никак не вписывалась в размер его зарплаты, — вспомнил, с каким удовольствием пил бомжара эту водку на маленькой кухоньке убиенного Горшкова.

— Боже! — радостно воскликнула Настя. — Да у нас, оказывается, праздник! Вот видишь, Ваня, как выгодно быть умным человеком!

— А если еще и слегка нахальным… — пробормотал бомжара, но мысль свою не закончил, сочтя, видимо, что и так сказал достаточно. — Присаживайся, капитан. Украинская колбаса лучше поджаренная, а шведская водка — охлажденная. Да, Настя?

— Согласная я!

— Вот видишь, капитан, как у нас с тобой все хорошо получается, — бомжара легонько выдернул из рук Зайцева исписанные листочки и аккуратно разложил на столе контрольные работы кандидатов в убийцы — назовем их так. Причем разложил лицом к Зайцеву. — Читать их не надо, они достаточно бестолковые, к тому же не без лукавства. Все кандидаты пытаются выгородить самого себя, даже когда в этом нет никакой надобности. Ведь четверо из этой пятерки чисты! А руки по локоть в крови только у одного. Я правильно понимаю?

— Да! — кивнул Зайцев. — Никаких возражений.

— Значит, из всей этой писанины нас с тобой интересуют только те слова, которые выдают преступную сущность убийцы?

— Да! — воскликнул Зайцев, обрадованный точностью формулировок бомжары.

— В таком случае я называю фамилию убийцы — Шустов. Вот его писулька, — и бомжара резко придвинул к следователю стандартный лист бумаги, в верхней части которого было четко выведено зайцевским почерком одно слово — «Шустов».

Зайцев быстро, даже с какой-то нетерпеливостью придвинул листок к себе, пробежал все строки сверху донизу, прочел их еще раз, уже медленнее, внимательнее, и, наконец, поднял на бомжару глаза полные, недоумения и даже растерянности.