— Зачем вы украли его у меня? — заплакала Эмма. — Вы хотя бы присматривали за ним? Или вы были грубы и жестоки с моим ребенком?

— Клянусь вам… — Дэвид прижал руку к груди. — Мы любили его как собственного сына. Мы ухаживали за ним так, как только могли. Мы все для него делали!

— Как вы могли так поступить? Как ваша семья могла так бессовестно лгать? Разве они не видели, что это не ваш сын?

— Они не видели его несколько месяцев. — Лицо Дэвида посерело. — Он стал выглядеть по-другому, но мы объяснили им, что это потому, что ему стало лучше. Он стал таким, каким и должен был быть.

Эмма так долго ждала возможности встретиться с этими людьми лицом к лицу. Она тысячу раз прокручивала в голове эту ситуацию, готовилась задать им миллион вопросов. И вопросы эти никуда не делись, они готовы были сорваться с ее языка. Но теперь, когда она оказалась здесь, а напротив нее стоял Дэвид Хант, Эмма вдруг поняла, что не хочет ни о чем его спрашивать. Она отвернулась, но, похоже, Дэвид еще не закончил.

— Он бы ни в чем не нуждался, — сказал он ей в спину. — Ни в чем! И он был бы счастлив.

Эмма повернулась к нему.

— Она готова была зарезать его, — сказала она. — Вы ведь знали об этом, ведь так?

— Нет, она бы ничего ему не сделала.

— Сделала бы, и еще как! — Эмма продемонстрировала ему свою руку.

— Вы не знаете ее, — Дэвид отрицательно качал головой. — Моя старая Филиппа никогда не… моя старая Фиппа… она бы не…

А потом он покачнулся, закрыв одной рукой лицо, а другой хватаясь за воздух и пытаясь удержаться на ногах.

— Мой сын, — пробормотал он, — мой сын…

Эмме оставалось только гадать, какого ребенка он имел в виду: Риччи или собственного сына, умершего и лежащего за многие тысячи миль отсюда, в далекой Индии.

Она снова отвернулась. У подножия холма, за изгибом аллеи, дорога уходила в поля, разветвляясь на все новые и новые узенькие проселочные тропки. По какой уехала Антония с Риччи? Кажется это Эмме, или она действительно видит клубы пыли вдали, которые оставляет за собой удаляющаяся машина? Эмма попыталась запомнить эту дорогу, чтобы потом указать на нее полиции, но жаркое марево внезапно застлало весь горизонт. Облака рухнули на Эмму, накрывая ее тяжелой пеленой, а кровь, сверкающая, как спелый виноград, все так же падала в пыль.

Глава восемнадцатая

Глава восемнадцатая

— Лейтенант Эрик Перрен, — представился мужчина в коричневой вельветовой куртке. — Французская полиция.

Он протянул руку, чтобы обменяться с Эммой рукопожатием, и только потом сообразил, что она не может ответить на приветствие. Она лежала на каталке в окружении нескольких человек, и мужчина в белом халате разрезал ножницами рукав ее блузки.