— Сейчас я должен идти, — сказал лейтенант Перрен, — чтобы контролировать дальнейший ход поисков. Как только появятся какие-нибудь новости, я немедленно свяжусь с вами.

— Вы все сделаете? — всхлипнула Эмма. — Все, что можно?

— Сделаю. — Выражение лица лейтенанта было очень серьезным и даже торжественным. — Даю вам слово чести, мадам. Я сделаю все, что в моих силах.

С этими словами он ушел. Куда-то подевались и люди в белом, и человек в бумажной шапочке. Но Эмма почти не обратила на это внимания. Свет казался ей чересчур ярким. Дрожа всем телом, она повернулась на бок, лицом к стене. У Филиппы был нож. Она угрожала им Риччи. Она ранила Эмму, и сделала это легко и просто. Она настоящий псих. А теперь Риччи был неизвестно где, сидел с ней в одной машине. Эмма судорожно сжала в кулаке уголок простыни. Ей нельзя здесь оставаться. Она должна быть в полицейском машине, должна обыскивать дороги в поисках сына. Быть рядом, когда они найдут его. Быть первым человеком, которого он увидит. Ведь он звал ее: «Ма! Ма!»

Ох! Она прижала сжатый кулак к груди. Он знал, что она близко. Должно быть, он очень удивился, почему она не пришла за ним, почему снова исчезла и бросила его.

— Я не хотела… — Она должна все объяснить Риччи. — Я не…

Эмма снова попыталась сесть на каталке. Она ни за что не останется здесь! Операцию можно сделать как-нибудь в другой раз. А сейчас она должна разыскать лейтенанта Перрена и настоять на том, чтобы ее взяли в одну из полицейских машин. Она попробовала выпрямиться, но правая рука не пускала ее. Она безвольно повисла вдоль тела, как сломанное крыло огромной птицы или летучей мыши. Бинт прилип к коже, и, когда она неловко пошевелилась, повыше локтя обнажилась жуткая рана. Эмма увидела розоватую мякоть рассеченных ножом мышц. От раны к запястью тянулись красные линии. И вообще ее рука походила на красно-белую дорожную карту. У Эммы закружилась голова — первый признак слабости, — и она поспешно отвела глаза.

У ее каталки снова появилась медсестра.

— С вами все в порядке? — спросила она.

— Со мной все хорошо. — Эмма оглядывалась по сторонам в поисках полотенца или простыни. — Мне просто нужно что-нибудь, чтобы…

Но тут она снова опустила взгляд на руку и откинулась на подушки, признавая свое поражение. Не настолько, в конце концов, она лишилась рассудка, чтобы не понимать, в какую неприятную ситуацию попала. С такой рукой, как у нее, и думать нечего мчаться куда-то и что-то делать. Медсестра тоже взглянула на рану и нахмурилась.

— Вы уже приняли решение? — поинтересовалась она. — Вы дадите согласие на операцию?