– Адам, мой дорогой друг, вы уже имели тяжкие испытания в вашей жизни. Вы умеете переносить несчастье, как следует мужчине, а также и действовать таким образом. Господь требует теперь от вас и того и другого. Вас ожидает более тяжкое несчастье, чем какое-либо из тех, которые вы знали до этого времени. Но вы не виноваты… не вы будете иметь самую худшую из всех печалей. Да поможет Господь тому, кто будет иметь ее!
Два бледных лица смотрели друг на друга; на лице Адама выражалось трепетное недоумение, на лице же мистера Ирвайна – замешательство, страх и сострадание. Но он продолжал:
– Я получил известие о Хетти сегодня утром. Она не пошла к
Адам вскочил со стула, будто думал, что может в одну минуту очутиться у нее, но мистер Ирвайн снова схватил его за руку и убедительно сказал:
– Подождите, Адам, подождите.
Адам сел на свое место.
– Она в весьма несчастном положении… в таком положении, что вам, мой бедный друг, легче было бы лишиться ее навсегда, чем встретиться с нею таким образом.
Губы Адама задрожали, но звука не было; они снова задрожали и он прошептал:
– Говорите!
– Она арестована… она в тюрьме.
Будто оскорбительный удар возвратил Адаму дух сопротивления. Кровь бросилась ему в лицо, и он громко и резко сказал:
– За что?
– За великое преступление… Убийство своего ребенка.
– Не может быть! – почти заревел Адам, вскочил со стула и сделал шаг к двери, но он снова повернулся и, прислонившись спиною к книжному шкафу, устремил на мистера Ирвайна свирепый взгляд. – Это невозможно! У нее не было вовсе ребенка. Она не может быть виновна. Кто сказал это?
– Дай Бог, чтоб она была невинна, Адам. Мы еще можем надеяться, что она действительно невинна.
– Но кто же говорит, что она виновна? – неистово спросил Адам. – Расскажите мне все.
– Вот письмо судьи, которому она была представлена, а констебль, арестовавший ее, у меня в столовой. Она не хочет сознаться, как ее зовут и откуда она; но я опасаюсь, весьма опасаюсь, что это именно Хетти. Описание совершенно соответствует ей, только говорят, что она очень бледна и не здорова. В кармане у нее был небольшой красный кожаный бумажник, и в нем написаны два имени: одно, вначале, «Хетти Соррель, Геслоп», а другое, в конце: «Дина Моррис, Снофильд». Она не хочет сказать свое собственное имя, она запирается во всем и не отвечает ни на какие вопросы. Таким образом обратились ко мне как к судье, чтоб я принял меры для удостоверения ее, так как предполагают, что первое имя – ее собственное.
– Но какое имеют они доказательство против нее, если это действительно Хетти? – сказал Адам столь же неистово и с усилием, которое, казалось, потрясло все существо его. – Я не верю этому. Этого быть не могло, и никто из нас не знает этого.