император, стал на пустынном устье Каменки ‐ здесь будет город заложён! И стало по

сему. И это не было гонором ненавистника купцовских взяток или поэтической прихотью

писателя. Просто был бескорыстный и точный инженерный расчет. Недаром речушка

называлась Каменкой: по низменным и топким обским берегам тут нашлось едва ли не

единственное место с каменным основанием, о которое и оперлись навечно устои

железнодорожного моста.

Но город не думал о своем основателе, он был слишком молод, чтобы копаться в

родословной и уважать старину. Единственное, что берег он в памяти ‐ борьбу с

колчаковщиной. Это узнала Лида, когда отыскала, наконец, в Новосибирске тихий, покойный уголок.

Это было в первые месяцы одиночества. Мартовский снег стаял с деревьев и крыш, но опять начались морозы. Тротуары покрылись гололедью, от сверкания солнца было

еще холодней. Тучи и туманы хоть немного кутали город, а теперь он стоял совсем голый

под высоким зеленоватым небом.

В выходной день Лида решила все же подышать свежим воздухом, хотя и не

рискнула в такой холод взять с собой детей. Она шла вверх по Проспекту, навстречу

северному ветру, который струйками гнал по зеркалу гололеди белую пыль. Она подняла

шарф до самых

глаз, сцепила руки в старой муфте и семенила, чтобы не поскользнуться.

Снаружи у нее были только глаза да частица лба, но ветер жег и этот кусочек тела.

так что болело надбровье. И вспоминалась дорога в Батраках, которая плыла и плыла

навстречу и уносила назад, и каждый укол снежинок отдавался в висках. И вспомнилось