Трусовецкий еще ближе приклонился к уху Ивана:

‐ Слыхал я в час перерыва такие суждения, шо Кирову надо бы быть генсеком.

Дескать, в данную эпоху самый он подходящий.

Иван резко отклонился от шепота Трусовецкого, от его теплого дыхания.

‐ Брось‐ка эти завирания,‐ довольно громко сказал он.

А Киров в это время воскликнул, широко раскинув

руки:

‐ Черт его знает! Если по‐человечески сказать, так‚ хочется жить и жить. На самом

деле, посмотрите, что делается!

Эти его слова, звонкие и сердечные, повторяли потом в кулуарах и гостиницах все

делегаты. Очень уж просто и душевно было сказано то, что любой чувствовал, да не

догадался выразить. Конечно же, чертовски хочется, жить в этой нашей буче, боевой, кипучей, как написал где ‐ то Маяковский.

Заключительное слово Сталина было самым коротким за всю историю партийных

съездов. Он говорил ровно минуту:

‐ Прения на съезде выявили полное единство взглядов наших партийных

руководителей... Выявлена, стало быть, необычайная идейно‐политическая и

организационная сплоченность рядов нашей партии. Спрашивается. есть ли после этого

надобность в заключительном слове? Я думаю, что нет такой надобности.

Иван Москалев, стоя, вместе со всем съездом, приветствовал Сталина и кричал

«ура!» И Сталин был для него символом единства партии, которое достигнуто, наконец‐