В декабре монстр, собравшись за час, внезапно отчалил в отпуск на неопределенное «долго» и в непросвечиваемое «куда-то», оставив забурлившие слухи: не вернется; комендант видела в субботу водителей и охрану, выносящих коробки, в коридорах мэрии кивали, «решено», заместитель Шведов аккуратно известил ближних: да (но недобитые ветераны префектуры не верили: гэбэшные штучки, запустить и следить, где вынырнет и кто что); Эбергард не радовался прежде времени и порой обнаруживал сожаление в себе: аукцион, для кого тогда аукцион, хотя с кем делить отпиленное — найдется; но только начало что-то складываться, предсказуемость, со стороны может прийти «много хуже»; из своих — Кристианыч матер, но стар, Гуляева в мэрии знают как мастера целовать в щеку чиновниц, повторяя: «Всё, что могу» — и только, Шведов неловок и глуп — на правительстве даже по бумажке выступить не может, в присутствии мэра теряется. Выходит — Хассо? Хассо в пятницу, пообедав, вдруг сорвался и умчался в мэрию без объяснений и вернулся непроницаем; с понедельника префектурные бабы бегали к окнам на Тимирязевский: не заворачивает ли кортеж вице-мэра представлять нового префекта, но к среде выяснилось: Хассо ездил на координационный совет по молодежной политике — чуть не забыл — стихло, шумело только вечное: оставит ли Путин мэра после выборов, договорился мэр или не договорился; на обочинах ярмаркой встали автомобили, обшитые предвыборной броней: «Мы — первые! КПРФ», «Дать 5! Народная воля», «Единая Россия — № 8!» — «Единая Россия» всюду; Гуляев попросил: «Загляни» — звонил сам, если совсем срочное, но спросил несрочное:

— Что у нас по выборам, Эбергард?

— Да ничего так, пока. «Родину» снимут. Двойника Иванову-2 мы подобрали. Тоже Иванов-2. Только Петр. За двое суток до выборов снимется и призовет избирателей отдать голоса Иванову-1.

— Да? Зайди-ка… — зачем-то в комнату отдыха, вот сюда — никого же там неожиданного не может… Анна Леонардовна, показывая из-под длинной, обтянувшей бедра юбки пятнистые сапожки, быстро и молча приземлила на стол поднос: кофе, печенье; и, не спросясь, включила телевизор — по их, значит, уговору телевизор должен бормотать, пока они будут… О чем?

— Волейбол, — разглядел Гуляев трансляцию, смущенно потер руки, топтался: куда? откуда предстоящее будет удобней? — Все знают, что я люблю волейбол. Смотрел я бюджет на будущий год… А вот если забрать у тебя бюджет? А, Эбергард?

Следовало сказать: «Мы уже говорили про это в сто тридцать второй серии», с мая только и продержался, кровосос, на дозе… Семь месяцев. Потом привыкание и — повышение дозы. Еще Эбергарду захотелось сказать: «Когда вы нажретесь?!!», «Вы не боитесь, кому-нибудь расскажу?» — да рассказать некому.