В парной еще пара местных слепли от пота под потолком, еще один, плешивый, черный, с толстыми губами любителя разнообразных жизненных сладостей, томился от всех отдельно, не имел уже силы терпеть пар, спустился и сел на пол, поближе к дверям, но и там предобморочно вздыхал и трагически ронял черно-щетинистое лицо меж колен.

— Старые времена вспоминаем, Эбергард, — устыдившись детскости таких занятий, хихикнул Шацких, поглядел на парильщиков — двое с верхней полки с ловкостью древесных жителей спустились, сняли шапки и ушли нырять и фыркать в бассейне. — Почеловечески было. Помню, зампрефекта Кравцова пришел поздравить с днем рождения. Вот такая вот коробочка. Пятнадцать тысяч долларов. И он поначалу даже с гневом, помнишь, батюшка: заберите! А Бабцу принесли — сто. Но один раз. И всё!

— А Д. Колпаков так и вообще не брал, — подсказал Эбергард.

— Да. Да! Точно, — зачерпывал и из ковшика лил, поддавал жару Шацких и поглядывал на черного: сидит? не ушел, — не брал. С квартирами просил помочь: племяннику, сыну… С землей в области. И, знаешь, дороже, чем деньгами-то, получалось…

Черный не выдержал, выматерился, поднялся и, не разогнувшись до конца, выбежал вон!

— А ваши, Эбергард, а нынешние, — быстро зашептал Шацких, — всё уже высосали… Что слышно-то? — еще тише, сипом: — Выйдет из отпуска? Нет?

— Говорят, болеет. Пейте за бессилие медицины. Если Хассо будет…

— Как похудеть? — вдруг запел Шацких. — Слушай свой организм! Он тебе скажет сам, сколько есть, — потому что дверь впустила охлажденного душем черного и он сразу насупленно уселся на пол, чтобы не повторять ошибок и беречь силы. — Хочешь, научу, как температуру в бане точно замерить? Смотришь, сколько градусов, умножаешь на выпитое и — делишь на десять! — Что-то в Шацких отсоединилось от перегрева, и он сказал глуховатым, уставшим голосом черному в плешь: — Слышь, друг, иди за стол, и мы сейчас следом придем.

Черный, не поднимая головы, покачал ею: нет — и вытирал нос и каждый глаз отдельно.

— Дай с человеком поговорить! Товарищ навестить нас приехал. Не по бизнесу.

— Мне сказали, его, — черный показал на виновато улыбнувшегося отца Георгия, — одного не оставлять. Все разговоры при мне должны быть.

Шацких закатил глаза к потолочным досточкам — смертная мука, видит кто? — взбодрил рукой жидкий чубчик:

— Ситуация у нас, Эбергард. С партнерами фонд не поделим. Уж и с автоматами приезжали. И с адвокатами. И матерями клялись. А доверия нету, — показал глазами: ни о чем вслух серьезном, ни-ни. — Слушай, вчера ехал, что там у вас за иллюминация на Вознесенском — сияет всё!