Жена увела его от корзины, где спал сын.

— Хенаро, да что это с тобой?

— Ничего!

Он вздохнул несколько раз.

— Ничего, глаз какой-то привязался, преследует меня! Вот, смотрю на ладонь… Нет, не может такое быть! Это мои глаза… это глаз…

— Ты бы лучше помолился!.. — проворчала она, не вслушиваясь в его жалобы.

— Глаз… да, круглый такой, черный, с ресницами, как стеклянный!..

— Напился ты, вот что!

— Да нет, я и не пил совсем!..

— Хм, не пил! Разит как из бочки!

В маленькой спальне, за перегородкой, Родас чувствовал себя как в огромном подземелье, вдали от утешения и надежды, среди летучих мышей, пауков, скорпионов и змей.

— Натворил чего-нибудь, — сказала Федина и широко зевнула. — Вот око господне на тебя и смотрит.

Хенаро метнулся к постели и, как был, в сапогах, одетый, залез под простыню. По молодому, прекрасному телу жены катался глаз. Федина потушила свет; стало еще хуже — в темноте глаз стал расти очень быстро, закрыл всю комнату, и пол, и потолок, и дом, и жизнь, и сына…

— Нет, — отвечал Хенаро, когда жена, испугавшись его крика, зажгла свет и, отирая пеленкой холодный пот с его лба, повторила свои слова. — Нет, это не око господне, это око дьявола…

Федина перекрестилась. Хенаро попросил потушить свет. Глаз изогнулся восьмеркой, соскользнул из света во тьму, раздался треск, словно он столкнулся с чем-то, и действительно он тут же лопнул, прошуршав шагами по улице.

— У Портала! У Портала! — выкрикивал Хенаро. — Да! Да! Свету! Спичку! Свету! Ради Христа, ради Христа!

Она протянула через него руку, чтобы достать спички. Вдалеке послышался шум колес. Закрыв себе рот ладонью, кусая пальцы, Хенаро звал жену; одному страшно, а жены рядом нет: чтобы его успокоить, она накинула нижнюю юбку и пошла согреть кофе.

Перепуганная Федина прибежала на крики мужа.

— Ой, неужто до белой горячки допился? — говорила она, глядя на трепетное пламя прекрасными черными глазами. Ей вспомнилось, как вытащили гусениц из желудка у доньи Энрикеты, что из театра; как в больнице у одного индейца вместо мозгов нашли в голове мох; как индейский дух Волосяной приходит пугать по ночам. И, словно курица, которая сзывает цыплят под крыло при появлении коршуна, она поспешила положить на грудь новорожденному образок святого Власия, громко приговаривая: «Во имя отца и сына и святого духа…»

При первых словах молитвы Хенаро вздрогнул, словно его ударили. Не открывая глаз, он кинулся к жене, которая стояла у колыбели, упал на колени и, обнимая ее ноги, рассказал обо всем, что видел.