— Ой, прида-а-а-а-тки! Ой, мои прида-а-а-а-тки! Ой, о-о-ой, прн-да-а-а-а-тки! Придатки! Ой, придатки! О-о-ой!..

Все, кроме пьяных, побежали посмотреть, в чем дело. Женатые спешили узнать, не ранена ли она, чтобы уйти до при хода полиции. Другие испугались куда меньше и носились по комнате просто так, чтобы потолкаться. Группа вокруг женщины росла, а она все корчилась, выпучив глаза, вывалив язык У нее выскочила вставная челюсть. Публичный бред, публичное сумасшествие. Кто-то захохотал, когда челюсть запрыгала по цементному полу.

Донья Чон быстро навела порядок. Она примчалась из своих комнат (так, распушив перья и кудахтая, бежит наседка к цыплятам), схватила больную за руку и потащила ее волоком по полу до самой кухни, где, с помощью кухарки, ловко орудовавшей вертелом, запихнула в угольный погреб.

Воспользовавшись суматохой, престарелый поклонник Аделаиды похитил ее у майора Фарфана, который так напился, что ничего не замечал.

— Никакой совести у людей, а, майор Фарфан? — восклицала донья Чон, вернувшись из кухни. — Лопать да валяться у нее придатки не болят! Что вы скажете, если у вас перед боем солдаты начнуть орать — у меня, мол, болят…

Пьяные заржали. Они хохотали долго, словно коврижку выплевывали. Хозяйка тем временем обратилась к буфетчику:

— Хотела я вместо этой стервы новенькую приспособить, из тюрьмы которая. Ох и не везет!

— А какая хорошая была!..

— Я лиценциату прямо сказала, пускай мне прокурор деньги вернет. Что и, дура, десять тысяч ему ни за что давать, сукину сыну?

— Да уж это!.. А про лиценциата вашего я давно знаю, что дрянь.

— Ханжа собачья!

— А еще образованный!

— Ну, меня вокруг пальца не обведешь! Тоже, умники нашлись! Хамы толстозадые, вот…

Она не кончила фразы и поспешила к окну — взглянуть, кто стучит.

— Иисус-Мария! Вот уж истинно бог послал! — крикнула она мужчине, ожидавшему у дверей в пурпурном свете фонаря. И, не отвечая на кивок, бросилась к служанке, чтоб скорей открывала. — Эй, Панча, иди дверь открой! Да скорей ты, господи! Не видишь, это ж дон Мигелито!

Лицо мужчины было закрыто плащом, но она узнала его по черным глазам сатаны, и сердце подсказало.

— Ну и чудеса!

Кара де Анхель обвел глазами комнату, увидел на одном из диванов обмякшее тело — ниточка слюны стекала с отвисшей губы, — узнал майора Фарфана и сразу успокоился.

— Одно слово, чудеса! Не погнушались нами, бедными!

— Да что вы, донья Чон!..