Священник, путаясь в сутане, бежал что было сил. Другие бегут и не по таким неотложным делам. «Есть ли в мире что-нибудь важнее души?» — спрашивал он себя. Другие не по таким неотложным делам встают из-за стола, когда бы только сесть да ость в три горла… Три гор-ла!.. Три разных лица и один бог воистину истинный!.. В кишках урчит у меня, меня, меня, в моем брюхе, брюхе, брюхе… Из чрева твоего, Иисус… Остался там накрытый стол, белая скатерть, чистая-пречистая посуда из фарфора, тощая служанка…

Когда священник вошел, — за ним следом проскользнули и соседки, большие охотницы поглядеть на смерть, — Кара де Анхель с трудом оторвался от изголовья Камилы; трещали половицы под его ногами, будто хрустели корни, вырываемые из земли. Трактирщица подвинула кресло святому отцу, и все удалились.

— …Я, грешница, исповедуюсь кажд… — бормотали, выходя, женщины.

— Во имя отца и сына и… Скажи, дочь моя, давно ты исповедовалась?…

— Два месяца назад…

— Каялась ли ты?

— Да, отец…

— Поведай мне грехи свои…

— Каюсь, отец; я однажды солгала…

— В серьезном деле?

— Нет… еще я ослушалась папу и…

(…Тик-так, тик-так, тик-так…)

— …и я каюсь, отец…

(…тик-так…)

— …что пропустила мессу…

Исповедник и больная беседовали словно в склепе. Дьявол, Ангел-хранитель и Смерть присутствовали на исповеди. Из остекленевших глаз Камилы глядели пустые глаза Смерти; Дьявол, изрыгая пауков, стоял у изголовья; Ангел, забившись в угол, плакал, шмыгая носом.

— Каюсь, отец, что не молилась, когда ложилась спать и по утрам, и… я каюсь, отец, что…

(…тик-так, тик-так…)

— …что ссорилась с подругами!

— Защищая честь свою?