— Не знаю, чем вас и отблагодарить.
— Молчанием…
— Само собой разумеется, но этого мало. Впрочем, когда-нибудь подвернется случай; так или иначе, можете всегда полагаться на меня, — вы спасли мне жизнь.
— Как друг я вам еще советую постараться угодить Сеньору Президенту.
— Да ну, правда?
— Совсем не так трудно…
Каждый из них мысленно добавил: «совершить преступление» — самое, к примеру, эффективное средство добиться благорасположения правителя; или «публично оскорбить беззащитного»; или «показать, что сила выше общественного мнения»; или «нажиться за счет государства»; или…
Кровавое преступление — самое верное дело; расправа над ближним как нельзя лучше говорит о преданности гражданина Сеньору Президенту. Два месяца тюрьмы для отвода глаз, а потом — тепленькое местечко на государственной службе, из тех, которые обычно давали людям, выпущенным на поруки, — ведь всегда можно было снова упрятать их в тюрьму на основании закона, если они не будут вести себя как следует.
— Совсем не так трудно…
— Как мне вас благодарить…
— Нет, майор, не надо меня благодарить; вашу жизнь я приношу на алтарь господа бога за исцеление одной очень, очень тяжело больной. Пусть ваше спасение будет платой за ее жизнь.
— Супруга, наверно…
Это слово, самое сладостное из Песни Песней, парило какое-то мгновение чудесным узором над цветущими деревьями, слышалось в пении ангелов.
Когда майор ушел, Кара де Анхель ощупал себя, чтобы убедиться, он ли это, он, кто стольких людей послал на смерть, сейчас, в мягком свете голубого утра, подарил одному человеку жизнь.
XXVI. Кошмары
XXVI. Кошмары
Он закрыл дверь — толстозадый майор катился вниз по улице темно-зеленым навозным комом — и пошел на цыпочках в комнату за лавкой. Ему казалось, что он грезит. Между реальностью и сном различие чисто условное. Спит или бодрствует, что с ним? В полумраке чудилось, будто земля движется… Часы и мухи сопровождали в этом шествии полумертвую Камилу. Часы — тик-так, тик-так — роняли зернышки риса, чтобы заметить путь и вернуться назад, когда она отойдет в вечность. Мухи ползали по стенам, стряхивая с крылышек холод смерти. Или летали без устали, быстрые и звонкие. Тихо остановился он у постели. Больная продолжала бредить…
…Обрывки мелькающих снов… лужи камфарного масла… неторопливые речи звезд… невидимое, соленое и обнаженное прикосновение пустоты… двойная петля рук… немощь рук в руках… в мыле «Рейтер»… в вольере книг для чтения… в шкафу тигра… в потустороннем мире попугаев… в клетке бога…
…В клетке бога, на мессе — петух с каплей луны в петушином гребешке… клюет облатку… вспыхнет и погаснет, вспыхнет и погаснет, вспыхнет и погаснет… Поет церковный хор… Это не петух; это сверкает молния на целлулоидном горлышке бутыли, окруженной солдатиками… Молния на кондитерской «Белая роза», во имя святой Розы… Пена на пиве перед петухом для мессы… Для мессы…