Архаров между делом опять осведомился о Федьке. Никто ничего не знал.

Прибежал Яшка-Скес, переодетый уличным торговцем со свечами - он все еще держал на правом плече коромысло, с которого свисали связки прихваченных за длинные, нарочно для того оставленные, фитили толстых больших свеч. Яшка доложил - Платона Куравлева он сопроводил и впрямь до дома Хворостининой. Из чего следовало, что французские мазурики доподлинно втерлись всюду и стали распоряжаться людьми, служащими московской знати, как своими лакеями.

– Правильно сделали, что сбежали, - сказал Левушка, имея в виду переселение к Марфе. На Лубянку постоянно приезжали чьи-то секретари, дворецкие, доверенные лица с «явочными» - поди знай, кто из них перекуплен шулерской шайкой и прибыл не столь подавать «явочную», сколь подслушивать и подсматривать?

Прибыл человек от майора полицейских драгун Сидорова, дружбы с которым у Архарова не получилось, но служба есть служба - приказ он выполнил.

Марфа тем временем тоже не дремала - она затащила Тимофея в розовое гнездышко, совершенно не придавая значения огненным взорам Клавароша, и стала его выспрашивать - к чему привело наблюдение за лавкой французенки Фонтанжевой.

– Того молодца, что к ней ходит, мы до самого его дома сопроводили, - сказал Тимофей. - И пялились на него во все глаза, как на святую Богородицу. Выходит так, что или на Москве близнецы завелись, или же этот французенкин хахаль, который, Марфа Ивановна, в миру - молодой граф Михайла Ховрин…

– Ого! Губа у ней не дура.

– Сдается, этот вельможный хахаль и есть тот, кто приезжал в черепановские номера искать покойника Фомина. Он точно на черкеса смахивает, а не на крымского татарина.

– Еще бы убедиться, что Федька его черкесом назвал потому, что сам черкесов видывал, а не как Захар - крымских татар…

– Еще бы Федька сыскался! - сердито отвечал на это Тимофей. - Коли графишка Ховрин приезжал искать Фомина, и того же графишку покойник Филимонка к Дуньке в дом по какому-то давнему знакомству без промедления впускал, то что получается?

– А кабы не он за Филимонку перед Богом в ответе, вот что получается, - высказала вслух Марфа то, что было на уме у Тимофея. - Сдается мне, у того графенка на совести немало грехов набралось, да только как об этом сказать-то?… Ты с этим к полицмейстеру не суйся. Тут его ненаглядная французенка задета, не то слово брякнешь - зубов не досчитаешься. Он ни о чем, что связано с той французенкой, и слышать не пожелает. Таков уж норов. А я понемножку да потихоньку…

– Чтоб наши графы да князья французским шулерам служили! - обычно спокойный Тимофей был сильно этим обстоятельством недоволен. - Того же Горелова взять! Господин Тучков сказывал, что в письме от покойника Фомина Горелов другом называется… Друг-то друг, а и он французам задницу лизал! Проигрался в прах - и стал им служить, бегать у них на посылках!…