Он сошел с крыльца, и тут же мимо него сбежали канцеляристы, тяжко протопал Вакула. Архаров молчал и весь отдался одному несложному действию - вдыхал и выдыхал живой воздух…

Это было диво невозможное - после почти казарменных ароматов Рязанского подворья, после Пречистенки, где стены все еще порой источали сырость, а кухонные запахи доплывали до третьего жилья, даже после апартаментов Волконского, где княгиня с княжной жгли курения, после московских улиц, редкая из которых не была одновременно сточной канавой для позабывших выстроить на дворе нужник москвичей, ощущать дыхание некошенного луга, вовсю цветущего шиповника, медоносных трав. А лицо ощутило совершенно позабытый жар солнечных лучей.

Рядом оказалась Дунька - разумеется, с обнаженной шпагой. Но он ее не заметил. Ему необходим был этот миг передышки - и он отдался мигу бездумно и даже слепо - непривычно яркое солнце заставило его зажмуриться.

- Николаша! Там скачут! - воскликнул Левушка. - Бежим! В парк!

- Пустое, Тучков, наши это…

- Извольте отойти, сударь, - строго сказал Шварц. - От его сиятельства всего ожидать возможно.

Архаров неторопливо пошел в тенистую аллею.

Он оказался прав - это явились полицейские драгуны, и с ними - архаровцы. И был сдвоенный выстрел, и было явление обер-полицмейстера подчиненным из-за кустов шиповника, и краткая диспозиция захвата театра вместе с его населением. Неугомонный Левушка убежал командовать штурмом парадного подъезда, Демка возглавил команду, которая вошла с черного хода. Остались возле черной кареты и привязанных к чему попало коней Шварц, Дунька, раненый Ушаков да кнутобойцы. Еще Архаров удержал Тимофея Арсеньева.

- Что оружие?

- Не извольте беспокоиться, ваша милость, оружие мы привезли в полицейскую контору. Да только попали впросак - там один старик Дементьев сидит, как сыч в дупле. Фузеи-то мы занесли, а пленников девать некуда было, подвалы-то Шварц запер, уходя…

- Иноков, что ли, привели?

- Троих, ваша милость.

- И куда девали?

Тимофей замялся.

- Ну?

Дунька вроде и слушала их - и не слышала. Что-то ее беспокоило, сильно беспокоило, и она никак не могла вспомнить - было же на сцене старого театра нечто сомнительное, отозвавшееся сейчас тревогой, но когда, как, с кем? Серебряный круг, круг тусклого серебра посреди сцены…

Вдруг она сообразила и поспешила к черному ходу.

В театре коли что и делалось, то снаружи все равно было не разобрать. Кстати, и выстрелы, выбранные в качестве знаков, оказались на деле едва слышны - хотя, зная обстоятельства, можно было понять, что в зале кто-то стреляет. Но выстрелы ее не пугали - Дунька даже вообразить не могла, что есть на свете оружие, способное убить ее.