Упадхья, наш новый наставник, сердился.
— Ты до сих пор не научился правильно произносить мантры, — прогремел он, вцепившись мне в ухо.
Я опоздал, за это он и велел мне прочесть весь текст от начала и до конца. Шастри исподтишка улыбнулся Ганешу. При Удупе такого не бывало, он никогда не наказывал нас.
После утреннего ритуала у огня на земле наконец разложили листья подорожника, и мы сели есть.
Ямуна раздала всем кашу, влив в каждую порцию ложку кокосового масла и положив сверху по ломтику маринованного манго. Давясь, мы стали глотать кашу.
— Почему ты опоздал, Нани? — спросила Ямуна, когда все разошлись. — Ты же знал, что Упадхья будет тебя ругать.
Я рассказал, что случилось у дома Годавараммы.
— Если кто теперь тебя спросит, — попросила она, — говори, что у меня приступ малярии. — Потом укрыла лицо концом сари и заплакала.
В ту ночь Шастри и Ганеш спали на веранде, а Ямуна — в зале. Без Удупы мне было страшно в темноте. Я хотел пойти к Ямуне, но Шастри сказал, что я как девчонка. Уснуть я не мог и все думал о маме. Шастри, который лежал рядом, вдруг придвинулся вплотную ко мне и тяжело задышал. Я испугался и оттолкнул его, потом вскочил на ноги. Он попытался схватить меня и снова уложить, но я убежал к Ямуне.
Сказал, что мне страшно, и она уложила меня рядом с собой и укрыла сари, как делала мама.
Немного погодя мне послышалось, будто кто–то ходит вокруг дома. Дрожа, я прижался к Ямуне; только демон мог бродить вот так вокруг дома в кромешной тьме, крадучись, осторожно переставляя вывернутые назад ступни. Потом в заднюю дверь два раза стукнули. Неужели это он, тот, у кого ступни смотрят в обратную сторону? Завыл на плантации сахарного тростника шакал. С шуршанием терлись друг о друга листья манго. Осторожно высвободившись из моих рук, Ямуна поднялась. Я тоже вскочил.
— А ты спи, — прошептала она. — Если там демон, я брошу в окно ветку ракитника. И он сразу уйдет.
Я крепко зажмурился, закрыл обеими руками лицо и, услышав, как Ямуна решительно приказывает демону уйти, начал произносить имена богов.
Наутро мне было страшно идти в одиночку за цветами чампаки. поэтому хоть и с неохотой, но я согласился на предложение Шастри отправиться вдвоем. По дороге он не приставал ко мне, как обычно, а попросил рассказать, что говорил демон Ямуне. Шастри объяснил, что это важно и, если разговор был таким, как он предполагает, то нам всем, значит, скоро собираться домой.
— Ты что, домой не хочешь? — спросил он, кося одним глазом и ковыряя у себя на лице прыщи.
Ганеш частенько называл его «великий святой Шукара», потому что этот святой тоже косил и еще был наставником демонов. Но я не сказал, что говорила ночью Ямуна, — она просила держать это в тайне.