Я мог гордиться собой: по дороге домой я не плакал. Я запер все двери, закрыл все окна и вошел в совершенно темную залу. Ямуна стонала от боли и звала меня. Осторожно ступая, я прошел туда, где она лежала на прохладном полу животом вверх. Она обняла меня, и я почувствовал, что задыхаюсь. Прижимая обеими руками мое лицо к своему животу, она начала причитать:

— О, как там жжет, как жжет, как жжет! — а потом вздохнула протяжно, протяжно, как воют по ночам бродячие собаки над покойником.

Я попытался высвободиться и ударил ее по руке, когда она схватила меня. Потом уселся в углу и сказал:

— Я хочу домой, пожалуйста, отошли меня.

Она не ответила. Я начал плакать и жаловаться, что хочу есть. Она поднялась, в темноте обмоталась сари, прошла на кухню и принесла мне мое самое любимое блюдо: воздушный рис с молоком и сахаром.

Вдруг раздался стук в дверь. Ямуна продолжала молча сидеть. Шастри, это был он, крикнул, что меня надо отправить в дом старосты. Ямуна сказала:

— Можешь уходить, если хочешь. На рассвете тебя отправят домой.

— Не хочу, — сказал я.

Теперь в дверь барабанили, и сквозь грохот я мог различить:

— Это воля всей деревни. Не оскверняй храмового божества. Мы послали за твоим отцом, Ямуна. Когда он вернется, тебя вышвырнут из касты, как предписано священным законом. Запомни, не подходи к храму, не подавай мальчику пищи своими погаными руками.

Потом наступила угрюмая тишина. Наверно, уже давно стемнело. Не помню, как я заснул.

Открыв глаза, я увидел, что лежу в постели, укрытый сари. Ямуны не было. Я рассердился. Мне вдруг пришло в голову, что она опять ушла в развалины. Стоило мне выйти на задний двор, как в то же мгновение все мои страхи предстали передо мной в образах оскорбленной богини–змеи и ужасного демона, висящего вниз головой под крышей. Я вздрогнул от неожиданности, услышав низкий голос, но тут же почувствовал облегчение, потому что голос принадлежал неприкасаемому, Катире, который приходил к нам каждый день за объедками. Я попросил его проводить меня в развалины, объяснив, что там Ямуна.

Мы отправились в путь, Катира шел впереди. От волнения я стал рассказывать Катире одно за другим события минувшего вечера. Он молчал, потому что неприкасаемый должен выполнять, что ему прикажут, а не болтать. Мы углубились в лес. Катира замурлыкал какой–то мотивчик и начал размахивать бамбуковым факелом, чтобы огонь разгорелся поярче. Вдруг на меня напал страх. Человек он или нечистый, этот голый, с неопрятными волосами, темнокожий, размахивающий факелом? Я слышал, что темными ночами в неприкасаемых вселяются демоны. Мне необходимо было успокоить себя, поэтому я сделал то, чего никогда не позволил бы себе ни один мальчик из варны брахманов. Бросился к Катаре с намерением прикоснуться к нему. Он — от меня, ведь неприкасаемые боятся, чтобы их касались, это для них вроде проклятья. Я знал об этом, но больше не мог выносить вида огромных деревьев и темной, поблескивающей фигуры с факелом в руке. Я решил было повернуть назад. Но, остановившись в зарослях среди кустов и деревьев, вдруг ощутил, что обитатели леса подкрадываются ко мне. Испугавшись, я пошел за Катирой дальше.