– Зачем пришла? – деловито переспросила Лилия. – Выражайтесь яснее.
– Зачем пришли – это для меня как раз не тайна. Вопрос в другом – зачем выставили отсюда мою прелестную итальянку?
– Ах, вот вы о чем. Догадались-таки.
– Это было не так уж трудно.
– Из принципа. Да-да, из принципа. Немецкие мужчины должны принадлежать нам, немкам. По крайней мере во всех тех случаях, когда мы находимся рядом с ними.
– Вы заявляете это таким тоном, словно давно завоевали меня.
– Не обольщайтесь, речь идет не о вас, о немецких парнях вообще. И я считаю, что это справедливо, – бесцеремонно, словно и в самом деле была женой или не первый раз оказывалась с ним в постели, обняла его Лилия. Скорцени сразу ощутил, какое налитое, мускулистое у нее тело.
– Что касается лично вас, унтерштурмфюрер, – выдержал ее пылкий, но довольно грубоватый поцелуй, – то не очень-то вы заботитесь о том, чтобы немецкие мужчины действительно принадлежали вам.
– Я ведь уже объяснила: я – солдат, «коршун Фриденталя». К сдержанности меня вынуждают обстоятельства. Вокруг меня тысячи истосковавшихся парней. Кроме того, я имела в виду лучших немецких мужчин, а не все то, что лишь наделено мужской плотью.
– И все же я так и не понял: сейчас я лежу с девушкой или с солдатом? – съязвил Скорцени, упорно не желая прощать ей расправы с Катариной. И сразу же ощутил, что, не теряя времени, Фройнштаг окончательно оголяет его тело.
– Помолчи, – довольно грубо оборвала его Лилия. – И не нервничай, – добавила чуть нежнее. Голос ее привык к командам. – Я сама. Все сама. Мне нравится играть роль мужчины. Не возражаешь? – шептала она, обхватывая его ноги своими мощными, щедро налитыми ногами. И, просунув руки под плечи, яростно прорезала свое тело той сладостной болью, какую только способно породить обладание мужчиной.
Прислушавшись к своим чувствам, Отто ошалело помотал головой: вроде бы все давно знакомое, но в то же время ощущается нечто необычное – в темпераменте, в какой-то странной ожесточенности этой женщины.
– Ну, бери меня, бери. Сильнее, ну! – металась и терзала Лилия его тело еще и через несколько минут после того, как Скорцени почувствовал, что, удовлетворенный, готов окончательно успокоиться. – Говори. Говори все, что хочешь. И делай… что хочешь. – Обволакивала его тело и волю клубком не по-женски тренированных мускулов. – Какая итальяшка способна одарить тебя такой энергией? Ну!.. – со звериной неутомимостью терзала и терзала его Фройнштаг почти до самого рассвета.
34
34
Машина, увозившая архиепископа на север, по шоссе, ведущему на Флоренцию, быстро приближалась к гряде высоких, поросших виноградниками холмов. Ориньяк осматривал их умиленным взглядом крестьянина, вернувшегося в родные края после многих лет скитаний.