– Я поступил бы точно так же. Что они?

– Жду: удовлетворят ли мою просьбу. Если нет, значит, завтра, по всей видимости, повесят. Как сообщника партизан. Уж Рашковский наверняка позаботится, чтобы и дощечку на грудь соответствующую. Поручик Розданов, офицер Белой гвардии, – пособник красных партизан. В каком пьяном бреду можно придумать такое? Провинциальные мерзавцы!

– Согласен: ситуация дичайшая. Я-то по крайней мере знаю, за что пойду на смерть. Хоть под стенку, хоть на виселицу. Смерть от руки врага позорной быть не может. У вас все сложнее. Но то, что, отказавшись стать убийцей невинных хуторян, вы поступили как истинно русский офицер, это я могу засвидетельствовать. Хоть перед людьми, хоть перед Богом.

– Да? – почти полушепотом спросил Розданов. – Вы готовы сделать это?

– Слово чести. Если, конечно, представится такая возможность.

– Ведь у меня был шанс спасти свою жизнь. Был, ясное дело, был…

– Не казните себя, такой возможности у вас не было. Сожги вы тот распроклятый хутор, вы не только погубили бы жизнь свою, но и честь. А народ проклял бы вас.

– У меня создается впечатление, что он и так проклянет. И не только меня – всех нас, затеявших эту войну.

45

45

– Вы действительно заставите меня влюбиться в Паскуалину, Фройнштаг, – продолжал мрачно пророчествовать Скорцени, выслушивая Лилию. Уже несколько минут они бродили аллеями небольшого, сотканного из едва видимых в темноте тропинок парка. Но тема их беседы осталась прежней. Просто Скорцени она показалась слишком важной для того, чтобы легкомысленно обсуждать ее в постели.

– Это станет вашим самым страшным грехом.

– Которого мне не простят ни Бог, ни папа римский, – неохотно поддержала разговор на той же шутливой ноте Лилия. – Но согласитесь, штурмбаннфюрер, что это не ответ.

Скорцени промолчал, однако сути дела это не меняло.

Фройнштаг тоже умолкла, ожидая настоящего ответа. Того, которого хотела, надеялась наконец-то услышать из порочно-каверзных уст Скорцени.

Но молчание затягивалось. Первый диверсант империи уходил по нему от обычного человеческого ответа, как беглец по лесному бурелому. А когда в конце концов заговорил, она услышала совсем не то, что желала слышать.

– Этот Пачелли лихо рисковал своей карьерой, если решился приблизить к папскому престолу не монахиню и даже не дочь видного священника, кардинала, например, или, на худой конец, епископа, а обычную медсестру из провинциального швейцарского городка.

– Вас это взволновало? В этом видится что-то из ряда вон выходящее?

– Наоборот, сама история их знакомства настолько банальна, что дает все основания скабрезно усматривать в ней обычный курортный роман. А он не поощряется даже в нашем кругу прожженных скитальцев-диверсантов, не говоря о ближайшем окружении папы.