– Тогда еще один вопрос: от кого вы получили все эти сведения, Фройнштаг?

– Мне не хотелось бы называть имя человека, доверившегося мне.

– Близко знакомого с папой?

– С папой – нет. С «папессой» Паскуалиной.

– Еще лучше. Можно считать, что нам повезло. Но в таком случае вы должны назвать его имя, Фройнштаг, унтерштурмфюрер СС Фройнштаг.

Девушка тяжело вздохнула и что-то недовольно проворчала.

– Нет смысла молчать, Лилия. Все слишком серьезно, чтобы, называя имя, вы имели право выдвигать какие-либо условия.

– Не в этом дело.

– Единственно, что могу пообещать: ваше признание останется между нами.

Все это время Фройнштаг пыталась всмотреться в глаза Скорцени, но так ничего и не разглядев в них в сумраке комнаты, кроме решительной настроенности выведать имя человека, лично знакомого с «папессой», легла на спину и, отодвинувшись подальше, к самой стене, отрешенно пробормотала:

– Ты опять все истолковал не так. Просто мне не хотелось бы, чтобы ты снова встречался с ней.

– С ней? Вы сказали «с ней»? – приподнялся Скорцени, поглаживая свободной рукой щеку Лилии.

– Так и сказала.

– То есть все эти сведения вы получили от Катарины? – рассмеялся штурмбаннфюрер. – От нее. Эта красавица с лебяжьей шеей знакома с Паскуалиной? Почему вы молчите?!

– Вы и так все прекрасно поняли, мой штурмбаннфюрер, – знакома.

– Какого же дьявола мы потеряли столько времени? Почему вы сразу же не сказали об этом?

– Могут же и у меня быть какие-то тайны. По крайней мере, до определенной поры, пока не прояснятся детали.

– Не знаю, о каких деталях вы толкуете, – лицо Скорцени вновь стало серьезным и непроницаемым, как треснувшая, но не изменившая от этого своего облика индейская маска. – Пока вы работаете со мной, унтерштурмфюрер Фройнштаг, вы не имеете права на какие бы то ни было тайны. Особенно на те, что связаны с сестрой Паскуалиной. Или с Катариной, с Ватиканом, Римом, Италией.

– Но ведь в конце концов вам все стало известно, – попыталась угомонить его Лилия. – К чему завершать нашу встречу такой глупой ссорой?

– …Иначе для всего остального мира, – продолжал свою мысль Скорцени, – великой тайной останется: с какой стати вы вдруг оказались не у дел. И вообще, куда вы исчезли?