Светлый фон

— Понятно… А зачем тогда счёт?

— Да так, был прецедент… Метрдотель в сговоре с подавальщиком списывал на мои ужины и обеды астрономические суммы. Придумал в принципе правильно: я единственная, кому здесь не выписывали счёт. Сколько чего съела и выпила со своими гостями, естественно, не фиксировалось нигде. Не буду же я сама себя проверять… А я как-то взяла и проверила. И выявила.

— Да, ты молодец. Теперь он так не половчит…

— Теперь он ловчит в другом месте, с лопатой в зубах. И ни в одно приличное заведение его больше никогда не возьмут — я об этом позаботилась. Многое могу простить, но терпеть не могу, когда меня обманывают…

Вот такая деловая бабонька…

Приехали домой, машину бросили у крыльца.

— Пошли, угощу тебя чаем… — а в голосе просьба, волнение, какая-то неуверенность… — У меня такой чай… Такой… Просто чудо!

Пошли пить чай. И почему-то сразу в спальню. Ну, сами понимаете, какой чай в спальне бывает. Если повезёт, то и в самом деле — просто чудо.

— Я горничную отпустила, — почему-то шёпотом сообщила мне Наталья. — Дома никого нет…

Потом взяла меня за руку, глядя в пол, спросила с придыханием:

— Хотела спросить… Я тебе хоть немного нравлюсь?

Да ещё бы! Я всю дорогу думал об этом, переживал, волновался, представлял себе, как это будет… А до этого — всю неделю, с того момента, как увидел тебя на полу в кабинете, в лосинах и легкомысленной распашонке. Сидел в «службе», дремал вполглаза, и посещали меня этакие пикантные грёзы… А после той дикой сцены в машине — такой интересный момент… Не знаю, может, я малость на этом деле двинут… Но как будто впечаталось в подсознание, навязчиво и отчётливо: крохотный мраморный островок между тончайшим кружевом сорочки и чёрной резинкой чулка… пряный аромат раскалённого женского тела, горячее прерывистое дыхание над ухом… И умопомрачительное ощущение распахнувшихся тебе навстречу атласных бёдер, сжимающих тебя, как дикого скакуна, яростно и неистово — пусть в припадке страшной ненависти, пусть демонстративно, для унижения другого мужчины, но… Ухх!!!

Нет, понятно, что там и жуткие вопли были, и нешуточное напряжение борьбы… Но всё это как-то самопроизвольно улетучилось, сгладилось и пропало, а осталось только то, что я перечислил абзацем выше.

Короче, у меня к тому моменту, как был задан этот вопрос, даже язык одеревенел от желания… Говорить я мог только сквозь стиснутые зубы.

— Да… Нрависся…

— Что у тебя с голосом?

— Ничего… Просто волнуюсь.

— Не надо волноваться… Почитай мне что-нибудь…

Ага, вот что он имел в виду… Ну, это запросто. Так, блин, что у нас там?